Шрифт:
Закладка:
Я не была такой.
Я была мягкой и сентиментальной, поэтому позволила ему обнимать себя, ухаживать, баловать, кормить меня с ложечки, подливать мне соджу, целовать меня так, что подкашивались колени. А внутри оплакивала нас, тихо и горько. Как будто снова была юной, несмышленой девочкой, и мне только что вдребезги разбили сердце.
* * *
Я напилась на вечеринке. Хватала бокал за бокалом, пока ноги не перестали держать. Смеялась как ненормальная над шутками незнакомцев. Танцевала до упада. Флиртовала с Митчеллом так грязно, что он чуть не утащил меня в туалет, чтобы урвать пару поцелуев. Он думал, что я счастлива. А я пыталась залить свою боль и забыть обо всем, что узнала. Мы с ним часто выходили курить, и я не трезвела даже на холодном ветру. Наоборот, все больше увязала в его голодном взгляде, прикосновениях и чувстве обреченности.
– Больше не надевай это платье, потому что у меня непрекращающийся стояк, который я не знаю, как унять, – прошептал мне Митчелл, когда мы вышли на улицу, в темный переулок, что начинался сразу за черным входом.
– Тогда, может, нам как-то стоит решить эту проблему? – спросила я, касаясь пальцем его ширинки.
Я была так пьяна, что могла бы даже трахнуться с ним напоследок. Идея не пугала, наоборот, казалась отчаянно прекрасной и романтичной. И плевать, что он – наркокурьер, и плевать, что отсидел два года. Я знала, что обманываю себя, но во мне было слишком много алкоголя, чтобы подумать обо всем как следует.
Митчелл ничего не ответил. Завернул меня в свою куртку, чтоб не мерзла, прижал к стене и медленно, ласково запустил мне руку под платье.
«Меня тошнит от этой фальшивой любви, такой фальшивой любви» [16]– громыхало из ресторана.
Я смотрела Митчеллу в глаза, а он смотрел на меня. Его пальцы проникли под мое белье, поглаживая и дразня. «Я хочу быть хорошим парнем только для тебя. Я захвачу мир только для тебя…»
Я прижалась к его губам и внезапно разревелась – так тяжело, что он застонал от шока.
– Все будет, Несса. У нас все будет, – повторял он, должно быть решив, что я расстроена нашими проблемами в интимной жизни.
– Ничего не будет, – пробормотала я, размазывая слезы и не в силах смотреть на него. – Потому что я знаю, кто ты. Я все знаю, Митчелл. Про твое прошлое, твою судимость, про все.
«Я люблю тебя, как безумец, люблю, как чокнутый, но это фальшивая любовь, фальшивая любовь…»
Felix culpa
Митчелл вызвал такси и всю дорогу прижимал меня к себе, запустив руку в мои волосы. Я требовала рассказать мне все сейчас же, он попросил потерпеть до дома: не хотел говорить при водителе. Я смирилась, умолкла и смотрела на проносящиеся за окном улицы – холодные и темные. В душе было так же – лед и мрак. Я плакала без остановки.
На ступеньках дома я споткнулась, и Митчелл подхватил меня на руки. Я обхватила его бедрами, и он понес меня наверх, горячо дыша в мои волосы. Одна его ладонь сжимала мою задницу, другая – спину.
Он не стал зажигать свет в доме. Усадил меня на диван, а сам вышел на балкон и чиркнул зажигалкой. Я увидела, как огонек осветил его лицо. Когда он затянулся, я подумала, что возможно это последний раз, когда я вижу его. Его руки дрожали, он едва мог держать сигарету.
Я вышла к нему на балкон, тоже попросила зажигалку и сказала:
– Почему ты не сказал раньше?
– Не знал как.
– Но знал же, что это рано или поздно всплывет?
Митчелл не ответил, затянулся, утирая мокрый лоб.
– Ты должен был сделать это, Митчелл. И до того, как предложил мне стать твоей девушкой.
– Я знаю, Ванесса. Знаю. Как и то, что, узнав правду, ты бы исчезла из моей жизни. Без вариантов. А я боялся тебя потерять. Панически. Считай это трусостью, эгоизмом, собственничеством, чем угодно, но я так и не смог заставить себя поговорить с тобой… И еще этот подонок, с которым ты встречалась… Я знал, что если ты уйдешь, то он тут же тебя найдет. И не мог допустить этого. Пока он ходит по улицам, ты не будешь в безопасности…
– А с тобой буду? – выпалила я и тут же пожалела о своем вопросе. Митчелл уставился на меня так, будто я только что дала ему пощечину. Но ничего не ответил.
– Расскажи мне обо всем, прямо сейчас.
Он растер ладонями лицо, бледное и растерянное.
– Дай мне минуту собраться с мыслями.
* * *
– В пятнадцать меня завербовали продавать марихуану на улицах. Его звали Тони, и он казался мне самым крутым парнем на свете… – начал Митчелл, расстегивая рубашку и бросая ее на спинку стула. Почти с ненавистью.
Я следила за ним, сидя на диване и притянув ноги к груди. Митчелл нырнул в черную толстовку с капюшоном, выпил одним махом банку энергетика, словно пытаясь протрезветь как можно скорее, и продолжил:
– У Тони была дорогая тачка, черный как смоль BMW, какие водятся только у рок-звезд. Куча денег, которыми он сорил налево и направо. И еще американский питбуль шоу-класса. Я был без ума от собак – особенно от таких, бесстрашных и массивных. Собственно, так я и познакомился с Тони: подошел однажды на улице к щенку, который сидел на привязи у винного магазина. Через минуту вышел хозяин, угостил меня пивом и подарил пачку сигарет. Я уже тогда растаял и был готов ловить каждое его слово. Обычно у меня не было ни гроша.
«Держи, братуха, – сказал он, подставляя мне кулак для приветствия, и я тут же вытянул свой. – Ты местный?»
«Угу», – кивнул я, поглаживая собаку.
«Наверно всех тут знаешь?» – спросил он.
«Ну еще бы», – ответил я.
«А вот я – никого. Иногда выйду с собакой вечерком, и такая тоска, хоть вешайся. Завтра опять сюда приду. Подтягивайся, если нечего делать», – сказал он, прыгнул в тачку и укатил.
Естественно, я пришел на следующий день. Я был заинтригован, мне нравился его вайб – такой гламурно-криминальный, как в кино. Тони угощал меня напитками, покупал сигареты, оставлял мне нянчить Плюшку – своего питбуля, приглашал меня и Ника, моего младшего брата, на вечеринки в свой дом, где всего было в избытке: алкоголя, развлечений, девушек, веселья, травки. Тони всегда был добр к нам, всегда рад приютить и ничего не просил взамен. Ну разве что… оставить пару закладок в нужных местах там, где он скажет.
Я не хотел влезать в это. Я был балбесом, но не идиотом. Знал, что наркотики – это не шутки. Но все сложилось иначе…
Мой отец был жестоким, импульсивным типом, раздражающимся от любого сказанного поперек слова. Бесился от всякой ерунды, постоянно искал, к чему придраться. Обожал рукоприкладствовать и вдобавок ко всему прочему регулярно напивался до чертиков – два любимых хобби Грэма Макферсона. А моя мать не могла от него уйти. Некуда было, да и зарплаты кассира не хватило бы, чтобы растить двух сыновей. Пока однажды мой отец не отправил ее в больницу, разозлившись из-за очередной безделицы. Я не буду рассказывать, что он с ней сделал, просто не могу, даже столько лет спустя…
