Шрифт:
Закладка:
— Где Север, пап? Я хочу встретиться с ним! — я снова попыталась встать, но отец жестом остановил меня. — Но он может тебе сказать, что… все было совсем не так! Пап, я никогда даже не думала о… суициде, — слово далось мне с трудом, а затем я, глубоко вздохнув, чтобы собраться с силами, призналась отцу, — даже, когда Бахтияр… практически… изнасиловал меня, я…
— Замолчи! — снова взбеленился отец, подскакивая на месте, — ты смеешь мне врать лицо? Разве этому я учил свою дочь? Изворачиваться и оправдываться? Думаешь, я не знаю, что ты выдумала это все, чтобы… не выходить за него замуж!?
— Уходи! — я отпрянула от папы, стоило этим слова упасть между нами.
— Нет уж! Ты выслушаешь все до конца, а затем останешься тут, пока врачи не решат, что ты… изменилась, — я смотрела на прежде любимого папу и не узнавала в этом человеке его. Было все знакомо — черты лица, светлые проницательные глаза, широкий разлет бровей и губы, что сейчас произносили мне приговор. Но это был не мой любимый и любящий папа! — В общем, так! Кто тот мужик, которого притащили вместе с тобой, я знать не хочу. Его забрал родственник, поэтому его судьба меня не заботит. Не знаю, как тебе взбрело в голову назвать его своим мужем, но это тоже… удалось замять!
Я сидела, опустив голову, чтобы отец не видел, как по моим щекам бегут слезы. Я только что невольно подставила другого человека. Откуда мне было знать, что мой жених перевернет всю эту историю так, что волосы на голове вставали дыбом. И ведь выкрутился змееныш! Сделал так, что сам выглядит теперь белым и пушистым!
— Теперь о тебе, — он отошел к окну, чтобы не смотреть на меня, съежившуюся от страха и боли. Меня снова предал близкий человек. — Сейчас ты останешься в этой клинике, врачи немного приведут тебя в порядок. Кильдеевы все еще настаивают на вашей свадьбе, и я теперь не вижу смысла отказываться от этого. Ты сильно подставила меня, Александра! Теперь и репутация компании зависит от них, — я посмотрела на отца, замершего рядом со мной. Он осторожно приподнял мое заплаканное лицо, — дочь, пойми…
— Я не пойду замуж, — хриплым голосом проговорила я, смотря на папу умоляюще, — он… он… я не хочу пережить это снова. Ты клялся, что защитишь меня, если он причинит мне боль, так почему ты… толкаешь снова к нему? Я не понимаю… почему ты веришь ему? Предателю?!
Георгий Николаевич тяжело вздохнул, бросив на дверь странный взгляд, словно… словно боялся, что нас кто-то услышит?..
— Я больше не желаю слушать, как ты отзываешься о своем женихе, Саша, — устало произнес папа, а я отвернулась. — Приготовления к свадьбе продолжаться, а она сама состоится через месяц. Ты поняла меня? До этого времени ты будешь находиться под… присмотром. Все выходы из дома, в том числе, в университет только в сопровождении охраны. Если нарушишь это условие, поедешь с матерью в Германию, где… продолжишь готовиться к свадьбе…
— Что? — выдохнула я, не веря своим ушам и тому, что говорил отец. А не маман ли приложила свои ручки к этой ситуации? Ведь папа никогда бы не отдал меня ей, даже, когда ему было реально тяжело совмещать работу над своим «детищем» с воспитанием ребенка. — Так это… она настроила тебя против меня?
— Не говори глупостей, — отмахнулся папа. — И начинай уже взрослеть, ведь мир не вращается лишь вокруг тебя. Мы оба делаем для тебя все, чтобы ты…
— О, да-а! Особенно Виктория! — я зло расхохоталась, чувствуя, как внутри все закипает от дикой смеси ревности к отцу и ненависти к матери. Она даже издалека, бросив меня когда-то, нашла способ рассорить меня и папу.
Сокольский спокойно переждал мою истерику, а я, отсмеявшись, с ненавистью выплюнула:
— Забудь о свадьбе! Я. Не. Стану. Его. Женой! — в ответ отец только равнодушно пожал плечами, что еще больше разозлило меня. — Я не выйду за Бахтияра, хоть веди меня под дулом автомата. Я, в отличие от тебя, предателей не прощаю. Я, как посмотрю, ради ее благосклонности, готов не только дочь отдать насильнику, но и ноги ей лизать…, — пощечина оборвала мою прочувствованную речь, а моя голова резко мотнулась в сторону, что позвонки захрустели, а в ушах зазвенело. Во рту стало солоно от крови, видимо, я зубами оцарапала губу, и именно это привело меня в чувства. Я с ненавистью посмотрела на отца, как на врага.
— Не заставляй меня идти на крайние меры, Александра. Я не желаю быть монстром в твоих глазах, — его рука потянулась, чтобы погладить меня по покрасневшей щеке, но я резко дернула головой, чем снова заслужила боль в шее. Краем глаза заметила, что в глазах отца мелькнула боль, но руку он убрал, сжав ее в кулак. — Я говорил тебе, Саша, что нужно нести ответственность за свои проступки, а ты поступила очень опрометчиво. Надеюсь, вся эта ситуация послужит тебе уроком, — со вздохом проговорил Сокольский, направляясь к двери. Я по-прежнему сидела, отвернувшись к стене, никак не реагируя на его слова. — Чтобы ты прониклась своим… моим наказанием за случившееся, я заблокировал все твои счета, а счета на необходимые покупки теперь будут приходить мне на почту. Про твои передвижения я тебе уже сказал. На этом все!
Он постоял у двери, а затем снова сделал шаг ко мне, но я лишь глухо сказала:
— Уходи! — сильнее стиснула руками одеяло и опустилась на подушку, отворачиваясь к стене. — Можешь, даже оставить меня в психушке, но замуж за того, кто оскорблял меня и ударил, я не пойду…
— Саша, никто тебя не…, — отец потоптался у изножия койки, но затем отвернулся и пошел к выходу.
— А знаешь, я ненавижу тебя больше, чем мать, — глухим от обиды голосом произнесла я, — она-то просто бросила сначала, а потом строила козни, чтобы… неважно. А ты… ты предал по-настоящему. Клялся, что дороже меня у тебя нет ничего в жизни, а на самом деле тебе нет до меня… ничего. Даже сочувствия и жалости… нет. Я только что призналась тебе в самом унизительном, а ты даже не слышишь меня, думая только о том, что будет лучше для слияния ваших компаний. И знаешь что… раз для тебя она важнее, то и забудь обо мне. Нет у тебя больше дочери!
— Ты просто устала и говоришь это от обиды, но когда ты успокоишься, то поймешь, что я сделал для тебя больше, чем кто либо, — после длинной паузы, когда