вздрагивает, а танк все бьет и бьет. Отстреляв почти весь боезапас (я насчитал 17 выстрелов), он лихо выскакивает на перекресток, резко разворачивается, одновременно ставя башню по курсу, и грациозно удаляется вниз по улице, прикрытый многоэтажной застройкой.

— Нам тоже пора, — торопит сопровождающий разведчик. — Пока «ответка» не прилетела.

Так начались мои вторые сутки в Артемовске, в который в этот раз я заезжал с южной стороны. До этого заходил с севера и востока, но до центра проще добраться из Опытного — города-спутника Бахмута, от которого за время боев не осталось камня на камне. Как и практически от всех деревень по пути от Дебальцева. Разбитые хаты, сожженная техника, обгоревшие двигатели рухнувшего в Зайцеве самолета… Моросящий дождь добавлял унылости в и без того депрессивный пейзаж.

Смотришь в окно и пытаешься представить, как тяжело давались эти территории штурмовым группам. В ежедневных фронтовых сводках все выглядит просто и безлико. Но здесь осознаешь, что ценой жизни наших бойцов в течение последних месяцев освобождались десятки километров русской земли. Это ведь не просто точки на карте — огромные пространства между населенными пунктами, за которые цеплялся противник.

За рулем трофейного праворульного пикапа «форд» веселый балагур (парни просили не называть даже их позывные). Служил в армии, в морской пехоте. По окончании контракта, еще до начала мобилизации, уволился и присоединился к компании.

— Как пикап-то добыли?

— Да он заблудился. Перепутал адреса и заехал к нам. Спрашивает: «Сашко где?» Мы ему: «Пароль». Он: «Мариуполь». Мы: «Неправильно, у нас — Ростов». И все, стоит, глазами хлопает. Спасибо за машину.

Пролетаем Опытное, по разбитой дороге, превратившейся в кладбище сгоревших машин, наш водитель петляет так, словно всю жизнь занимался автоспортом.

— Здесь вообще надо быстро передвигаться. Тут пару дней назад по этому зданию снайпер работал с дальнобоя. Поэтому передвижения тут скоростные. Впереди высотки, с которых могут работать по нам, — кивает он вперед.

Там открывается вид на многоэтажный Артемовск. Справа, метрах в двухстах, что-то взрывается. Здесь вообще что-то взрывается каждые 10 секунд. К этому фону быстро привыкаешь.

— Вот и центр, — констатирует наш провожатый.

Проскакиваем несколько перекрестков, сворачиваем во двор, выпрыгиваем из машины и скатываемся в подвал, где организован пункт управления разведвзвода «вагнеровцев». Через минуту вслед за нами заводят гражданских. По мере продвижения «музыканты» выводят мирных жителей из опасной зоны.

— Люда, — улыбается женщина с маленькой собачкой на руках. — Вот, благодаря ребятам выбрались. Почему остались в городе? Во-первых, мы уже в возрасте, на старость себе дом построили, все было. Жалко было бросать. Две собаки опять же…

У светловолосой женщины неестественно красные щеки, на которых паутиной проступили капилляры. Кровь прилила к лицу, наверняка сильно поднялось давление. Но она счастливо улыбается. Хотя радости в ситуации, прямо скажем, немного.

— Ребята пришли, сказали — эвакуация, взять с собой документы. Минут 30 выбирались под обстрелом, тяжело. Но парень, который нас сопровождал, очень хороший, не торопил, останавливался, ждал, когда мы подойдем. Спасибо огромное вам, без приключений дошли.

— Мы соседи, вместе выходили. У меня еще отца тащат на носилках, он раненый, — пытается отдышаться мужчина. — Осколками ноги посекло четыре дня назад. Сидели, ждали, чтобы эвакуироваться только на эту сторону, та сторона нас не устраивает. Меня б в армию забрали украинскую. А еще голуби у нас плюс родители неподъемные, поэтому остались.

— Я была раненая, месяц лечилась, — тараторит его пожилая мама Татьяна.

В руках теребит цветочки, отрывая по листику — мать-и-мачеха и пролеска. Сорвала, пока шли с эвакуацией. Защитный психологический блок, отвлекает внимание от окружающего ужаса. Спрашиваю, как вели себя украинские «захистники».

— Да мы их почти и не видели, — говорит мужчина. — Заскочат — выскочат. Сегодня я пошел дом соседний смотреть, а там еще пять солдат сидят — хохлы. Они меня за шкирватник схватили, я думал, все, уже не отпустят. Говорят: «Веры вам никакой нет». Я уже чуть ли не плакать, у меня там родители, говорю, лежат, можно я уйду. Он нехотя отпустил. Буквально через три дома от нас сидели с пулеметами, гранатометами, когда за нами ребята пришли.

— Заходили еще к нам все в копоти, дорогу спрашивали, как, мол, отойти к железнодорожному вокзалу. «Как вы тут живете», — изображает Татьяна мову. — Вот так и живем. Их выгнали, видимо, и они бежали, торопились.

— Чем вы жили все это время?

— Гуманитаркой в основном. Волонтеры гражданские открыли пункт с тарелкой «Старлинк», давали консервы, можно было в Интернет выйти… У нас же с лета — ни света, ни воды. Собирали дождевую, снег топили.

Татьяна — из Дагестана, из Дербента. Училась в Волгограде, там повстречала своего мужа, советского офицера, родом из Артемовска. Сюда и переехали после отставки. Это его сейчас, раненного, тащат на носилках «вагнеровцы».

— А где вы будете нас показывать? Я седая, ненакрашенная. Я вообще очень веселая, мне 75 лет, — удивляет своей бодростью женщина.

— Сейчас на эвакопункт вас доставим, врачи осмотрят и отправят дальше, — инструктирует 53-летний командир разведвзвода, которого подчиненные чаще зовут не по позывному, а просто Батя. — Все страшное позади, теперь все будет хорошо.

Подвозят пожилого раненого мужа Татьяны.

— Как вас зацепило?

— Был обстрел, я не успел укрыться, упал. Сразу и в руку, и в спину, и в ногу. Меня сын с соседом вытащили, если бы не они, истек бы кровью.

— Вы же служили в Советской армии. Тяжело сейчас на все это смотреть?

— Да как… Для меня Советский Союз — Родина. Иначе я бы не прятался здесь, не ждал русских, ушел бы с хохлами. А я ждал, думал, побыстрее придете, у меня — орден Трудовой Славы, — наворачиваются слезы у старика.

Высоко сижу, далеко гляжу

Парни в форме отворачиваются, яростно играя желваками. Гражданские усаживаются в потрепанную легковушку, которая увозит их в тыл. А мы вместе с Батей отправляемся на прогулку по центру Артемовска, перебегая открытые простреливаемые пространства.

Вдоль дорог — железные противотанковые ежи и бетонные надолбы. Такое ощущение, что Киев готовился отражать танковые клинья. Но в город заходила пехота, для которой эти заграждения не преграда. Центр, площадь Свободы, окопанная по периметру. Оборонительная ценность этих фортификационных сооружений сомнительна. Их легко можно было бы разметать артиллерией из Опытного. Вообще создается впечатление, что всерьез Бахмут к обороне внутри в инженерном плане не готовили.

Создается впечатление, что всерьез Бахмут к обороне внутри в инженерном плане не готовили.

— А так и есть, — подтверждает Батя, пока мы проходим мимо Дома культуры по пути к