– Черт, нам нужно вызвать полицию, – говорит Терри, догадываясь слишком поздно, чтобы помочь мне или себе. Я ничего не могу сделать, когда он поворачивается вправо, к телефону, а встречается с Джонатаном, ударяющим его прямо в лицо алюминиевой бейсбольной битой. Он падает, шмякнувшись головой о кухонный стол. Джонатан становится над ним и бьет его снова, и снова. После третьего удара Терри уже не издает звуков. Но Джонатан ударяет его еще раз. Теперь его лицо уже не такое вялое. Он уже совсем не выглядит нормальным. Он выглядит… умиротворенным.

53.

Я выжимаю газ до упора. Видя транс Джонатана, его суженные глаза, его раздутые ноздри, все новые вены, взбухающие у него на лбу с каждым ударом, видя все это, пока он выбивал Терри мозги бейсбольной битой – это было ужасающе, но также и все прояснило: эта ситуация абсолютно реальна, и мне нужно немедленно выбраться отсюда. Последнее, что Терри возможно довелось сделать, это посадить меня в кресло, и я обязан убедиться, что это спасет мне жизнь.

Поэтому между третьим и четвертым ударом, когда Джонатан не смотрел на меня, я нажимаю на газ и несусь прямиком через кухню ко входной двери. Просто от движения все мои нервы вспыхивают. Но либо это, либо бита.

Я врезаюсь в один из стульев вокруг стола, и он издает громкий скрежет, вырывая Джонатана из его транса. Он оборачивается. Он не спокоен.

– А ты куда собрался? – ревет он. У меня есть примерно одна секунда, чтобы это сработало.

Но: мое кресло цепляется о толстый провод холодильника и я резко прекращаю двигаться. Я сижу там милисекунду или пять сотен секунд, крутя колеса, застряв из-за провода от холодильника, пока Джонатан бросается в обход стола ко мне.

Я нажимаю на газ изо всех оставшихся у меня крупиц силы.

Ну же. Ну же.

Снова скрежет. Холодильник вырывается из скоб, держащих его у стены, и вклинивается между Джонатаном и моим креслом. Мои колеса освобождаются от провода, а он оказывается за холодильником. Я слышу, как он кричит сзади меня, не в убийственной ярости, но в расстроенной, «горе мне» жалости к себе. Но я уже выбрался за дверь, съехал по пандусу и на Агрикалчер-стрит.

Еще темно. На улице никого нет, в домах не горит свет. Я думал, шум в моем доме поднимет кого-нибудь, но, по-видимому, нет. На улице только я в пижаме, залитой кровью, и кресло, уносящее меня от дома, где посреди кухни остались вероятно мертвый мужчина, псих, которого ищет весь штат, и перевернутый холодильник.

Я убеждаюсь, что телефон на моем кресле работает. Я набираю Трэвиса.

Мммммммммммммммммм, – говорю я, попав на автоответчик.

А затем я слышу что-то, похожее на звук открывающейся входной двери, и я поворачиваю прямо на улицу, еду как можно быстрее, подальше, подальше от всего этого. Я слышу вскрик, а затем он стихает, и чем дальше я уезжаю, тем меньше слышу. Отчего мне только хочется поехать еще быстрее.

54.

У меня никогда не было аварий с креслом. Очень этим горжусь. Мое кресло промышленное, танк: колеса шире, чем мое запястье. Если вы видите меня на улице, вам стоит больше беспокоиться о себе, чем обо мне. Я вашу задницу перееду.

Я понятия не имею, куда ехать. Трэвис может быть где угодно, Марджани живет аж в Винтервилле, в двадцати милях отсюда, а университетские здания закрыты в три часа ночи понедельника. Я мог бы постучать в двери соседей, но у домов нет пандусов, и еще есть проблема с тем, чтобы физически постучать. Я выбрался из своего дома и сбежал от Джонатана, и это победа. Та ситуация ничем хорошим не закончилась бы. Но что мне делать теперь?

Я доехал до конца Агрикалчер-стрит, оказавшись на Карлтон-стрит. Я останавливаюсь подумать. Стегеман Колизей всего в нескольких кварталах слева от меня. Может, там есть охрана или еще что? Полиция? Ближайший полицейский участок аж в центре города, что не так уж далеко, но добираться туда особенно опасно, когда вокруг кромешная темнота. Ближайшая больница еще дальше участка. Я снова набираю Трэвиса. Ничего.

Я сижу на месте еще секунду. Возможность замедлиться впервые с момента пробуждения позволило мне оценить мое текущее физическое состояние. Мое дыхание короткое и хрипящее, гренки у меня в груди рассыпались на еще более мелкие кусочки и теперь свободно и опасно плавают там, и хорошо, что темно, потому что я практически уверен, что останки моей пижамы пропитаны кровью.

Посмотрите на меня. Посмотрите на меня, мистера Крепыша, мистера Я Сам Справлюсь, мистера Не Волнуйся, Мам, Я Хочу, Чтобы Ты Пожила Своей Жизнью, Не Ухаживая За Мной, Мы С Мистером Трэвисом Будем В Порядке. Посмотрите на меня сейчас. Середина ночи, Терри, возможно, убит у меня дома, я один посреди улицы, рискующий перестать дышать в любой момент, что может даже не иметь значения, потому что у меня, похоже, сломаны ребра и трещина в черепе. Даже если я выживу, эти раны никогда не заживут.

Это серьезно. Я висел на волоске еще до того, как ко мне домой вломился псих и избил меня до полусмерти. Ты готовишься к тому, что может произойти, что произойдет. Тебя учат ценить каждое мгновение с самого юного возраста, потому что жизнь коротка, но для тебя она необычно коротка. Тебе нужно упиваться ею вовсю, наслаждаться, потому что у тебя ее заберут раньше, чем у других. Поэтому ты должен быть готов. Тебе нужно это принять.

Но теперь, в мгновение истины, наконец-то, в худшую возможную секунду, я понимаю, что не готов. Я не знаю, пришло ли время или нет. Я не знаю, сколько мне осталось. Но теперь, глядя смерти прямо в лицо, я не буду себя обманывать: я не готов. Я хочу жить дальше. Я хочу прожить долгое время. Я хочу увидеть, получится ли у Трэвиса с его девушкой, или он все похерит. Я хочу увидеть, сможет ли Марджани вырваться из этого бесконечного цикла неустанного труда, и, может, как-то помочь ей с этим. Я хочу однажды выиграть у Тодда в этой чертовой игре. Я хочу увидеть фотографии детей Ким, если они у нее когда-то будут, они будут такими милыми. Я хочу увидеть, кто победит на следующих выборах (кажется). Я хочу увидеть, выиграет ли Джорджия