Однако поручение было дано. А он привык их выполнять.

«Я основательно подготовился к этому собранию, — пишет Байбаков в книге “От Сталина до Ельцина”. — Взял из архива некоторые материалы, связанные с его деятельностью на посту наркома топливной промышленности и наркома железнодорожного транспорта. После моего доклада слово предоставили Кагановичу. Перед собранием предстал сутулый, с обвисшими плечами, совершенно сломленный человек без вызова в глазах…»

О том, как проходило это собрание, гораздо весомее и без литературных излишеств («сутулый, с обвисшими плечами, совершенно сломленный…») рассказано не в мемуарах Байбакова, а в другом произведении этого автора, найденном нами в Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ). Это отчет о выполненном поручении. На первой странице поверх грифа «секретно» оттиснут новый штамп: «Рассекречено». Документ стоит того, чтобы его процитировать целиком:

«ЦЕНТРАЛЬНЫЙ КОМИТЕТ КПСС

По просьбе секретаря Московского Комитета КПСС тов. Фурцевой я сделал сообщение об итогах июньского Пленума ЦК КПСС на партийном собрании рабочих и служащих кожевенного завода им. Кагановича. Из 163 членов и кандидатов партии на собрании присутствовало 127 человек, отсутствовало по уважительным и неизвестным причинам 36 человек. На этом собрании присутствовал т. Каганович со своей дочерью.

После ознакомления собрания с закрытым письмом Центрального Комитета “Об антипартийной группе Маленкова, Кагановича, Молотова” я сделал информацию о ходе Пленума ЦК и остановился более подробно на характеристике деятельности членов антипартийной группы. После этого мне был задан ряд вопросов следующего характера: не понятно, что они (имеются в виду Каганович и Молотов) были судьи или прокуроры, что накладывали резолюции на расстрел? Почему ЦК КПСС до сегодняшнего дня не мог довести до рядовых членов партии о такой деятельности их в 1937–1938 гг.? Все ли разоблачены, которые имели отношение к репрессиям 1937–1938 гг.? Какие цели перед собой ставила антипартийная группа — захват власти или другое? Почему ЦК своевременно не доводил до сведения членов партии об антипартийных действиях группы Маленкова, Молотова, Кагановича? Каково было отношение т. Ворошилова к антипартийной группе? Почему членам партии не было известно “ленинградское дело”? Почему тов. Хрущева обвиняли в отсутствии коллегиальности и ряд других вопросов.

После моего сообщения и ответов на вопросы слово было предоставлено т. Кагановичу.

Тов. Каганович в своей горячей и искусной речи пытался смягчить свою вину перед партией, а путем освещения своих заслуг добиться сочувствия к нему со стороны участников собрания. Признавая правильность решения Пленума Центрального Комитета, он одновременно не признавал ряд обвинений, предъявленных к нему на Пленуме Центрального Комитета. В начале своего выступления т. Каганович заявил, что он выступал перед участниками Пленума Центрального Комитета с признанием своих ошибок, однако его объяснения были признаны неудовлетворительными, хотя тов. Хрущев считает, что его речь на Пленуме была искренней. “Я сделал это заявление в конце Пленума искренне и честно, — заявил т. Каганович. — Другое дело, если оно полностью не удовлетворило, хотя после моего заявления тов. Хрущев заявил нам, нескольким товарищам, что выступление Кагановича прозвучало искренне. Это было заявлено в комнате, куда мы вышли во время перерыва из зала заседаний”.

Тов. Каганович заявил: “Я только скажу, что обвинение в группировке правильное. Довод о том, что в составе Президиума ЦК большинство усомнилось, колебалось, и большинство встало на этот путь, как бы ни толковали, что одни были главные, а другие завлекли. Не такие уж это люди, чтобы их завлекли. Но это не изменяет характера правильности оценки, что была группировка. Беседовали, говорили — значит, был сговор, значит, ставили вопрос о ряде недостатков, о мерах их исправления”.

Он заявил, что у него не было никакой платформы, он всегда выступал за освоение целины и за внешнюю политику, проводимую Центральным Комитетом, он даже ездил в прошлом году в Казахстан для оказания помощи в вывозе зерна. “Я голосовал за резолюцию ЦК, — говорил т. Каганович, — потому, что я не занимался редакцией, я не казуист, я не юрист, я не адвокат, я не занимался придирками по отдельным формулировкам, в частности, объединение всех трех в одну группу. У нас не было платформы. Я был за целину, я был за отношения с Югославией, за внешнюю политику. Но дело не в этом”.

Тов. Каганович уделил много внимания своим заслугам перед Родиной. Как он заявил, ему приходилось заниматься различными отраслями промышленности, и он брался за них потому, что руководство этими отраслями возлагалось на него Центральным Комитетом, что он, якобы, возражал против назначения его Наркомом путей сообщения. Он заявил, что в связи с тем, что он занимался многими отраслями промышленности и, будучи слабо знаком с ними, допускал ошибки, в том числе и на железнодорожном транспорте. Он согласился с обвинением его в допущении отставания железнодорожного транспорта в техническом отношении, но с оговоркой, что внедрение тепловозов и электровозов на железнодорожном транспорте задержалось всего лишь на два-три года и что еще до войны было уже электрифицировано 3 тыс. км дорог, в то время как в действительности было электрифицировано на 1.1.1941 г. только 1,9 тыс. километров, а на 1.1.1957 г. — 6,4 тыс. километров.

Тов. Каганович заявил, что, благодаря его активному участию, цементная промышленность в текущем году значительно перевыполняет производственный план, что им подготовлены крупные мероприятия по развитию цементных заводов.

Что касается участия т. Кагановича в массовых репрессиях в 1936–1937 гг., то в оправдание этого он заявил следующее: “Как хотите, судите меня или не судите, а ошибки эти возникли из глубокого убеждения, что мы имеем дело со шпионами, вредителями. Это по многим оказалось неверным, неправильным, трагически неверным. Насчет сотен тысяч. Все суды, все судебные коллегии, все МГБ представляли нам материалы. Это несколько раз обсуждалось, рассматривалось, докладывалось. Все суды приходят, все коллегии, Верховный Суд, приносят материалы и ставили вопросы. Мы были убеждены, что это верно, правильно, и я не намерен это замазывать и смазывать. Я не намерен это преступление, это недопустимое явление смягчать. Это видно и ясно. Эти вопросы решало Политбюро. Не один Каганович и Молотов голосовали за это, все голосовали, все присутствовали”… “Что касается зачитанной здесь резолюции, это является недопустимым. Это заслуживает осуждения. Я признаю решение Пленума, хочу сказать, что сводить это только к Кагановичу, Молотову и Маленкову — это не то”.

В заключение своего выступления он призвал членов партии сплотиться вокруг Центрального Комитета партии и заявил: “Мне тяжело, что я подвел партийную организацию. Я обещаю Вам, что буду достойно трудиться до конца моей жизни”.

После выступления т. Кагановича выступило в прениях 12 человек. Все выступавшие единодушно одабривали решение