А ночью снова невольник пришел в ее сон.

На этот раз он был уже грозным, страшным, человеком без возраста, прошлого и настоящего.

Саша отчетливо видела его смуглую кожу, курчавые волосы и бороду, белоснежный оскал улыбки.

«Мы скоро увидимся, девонька…»

Глава 24

В поместье Лядовых, принадлежавшем прежде княжескому роду, из которого происходила супруга старого атамана, отчего-то не было домашней церкви. Поэтому на вечернюю службу в сочельник все обитатели усадьбы отправились к ближайшим соседям, Холодовым.

Шишкин вплел разноцветные ленты в гривы лошадей, повесил на тройки бубенцы и колокольчики, убрал сани яркими тканями и бросил внутрь меха.

Охрана Саши Александровны, присланная старым атаманом, гарцевала и звонкой многоголосицей перекликивалась в ожидании первой звезды.

Выехали цугом: в первой тройке Саша Александровна и Изабелла Наумовна, во второй — Гранин с Ани, в третьей — Марфа Марьяновна, кухарка Анна и Груня.

— Ну теперь нечисть разгуляется, — весело воскликнула Ани, когда Шишкин с пронзительным свистом сорвался с места, задавая лихой галоп.

Заржали кони, зазвенели бубенцы, заэгегеили верховые, и Гранин засмеялся вслед за модисткой, восхищенный скоростью, ветром, ударившим в лицо, морозной свежестью и осыпавшейся на него с березовой ветки снежной мукой.

Холодовы — степенные помещики, муж с женой, свалившихся на них соседей приняли необыкновенно ласково, не зря Гранин гонял Шишкина с гостинцами и поклонами.

Дружеское общество в деревне ценилось выше, чем в городе, и Саше Александровне пришлось рассыпаться в извинениях, отчего она не нанесла визита сразу.

— Ах, — сказала чертовка, и ее глаза лукаво искрились, — я ведь совсем дикарка, все, что меня волнует, — это разведение лошадей. И молитвы, — торопливо добавила она, вспомнив о легенде про монастырь.

И Гранин снова не удержался от смеха, благо на него никто не смотрел.

У него было лихорадочное, нервическое настроение, схожее с весельем висельника. Казалось: вот-вот последние времена настанут, и разверзнутся небеса, и покарают его за украденное негаданное счастье.

Но страха не было — была лишь отчаянная удаль человека, решившегося на танец над пропастью.

И даже церковная служба не настроила его на благочестивый лад.

Гранин грезил наяву, и мечты его были греховны, сладострастны и приземленны.

Даже под страхом смертной казни или на исповеди он бы ни за что не признался, как далеко за границы приличий зашли эти грезы.

На ночь они все остались у Холодовых, поскольку спозаранку нужно было вставать к рождественской заутрене. Вряд ли в этом доме царили столь свободные нравы, как у Лядовых, поэтому ужинать Гранин молча отправился с прислугой.

Саша Александровна жалобно на него посмотрела, гневно закусила губу и нахмурилась, и Гранин едва заметно покачал головой.

В чужой монастырь со своим уставом не ходят, да и ни к чему барышне, готовящейся к постригу, проявлять своенравие.

— Не берите в голову, — посоветовала Ани, для которой их переглядки не остались незамеченными. — В моих жилах, если хотите знать, течет королевская кровь. И посмотрите, как сложилась моя жизнь.

— Королевская кровь? — немедленно заинтересовалась Изабелла Наумовна, оскорбленная сверх всякой меры ссылкой в людскую.

— Моя бабушка служила при дворе, — улыбнулась Ани.

— Стало быть, ваша мать была незаконно… — тут гувернантка пугливо осеклась, поскольку за подобные разговоры в доме Лядовых можно было схлопотать.

Они не успели сесть за длинный стол, на котором стояли плошки с кашей из пшена с медом, как в дверях случился некий переполох и Саша Александровна с самым решительным видом ворвалась в заполненную комнату. За ней следовали растерянные Холодовы.

— Отринем же гордыню и проявим смирение, — провозгласила она безо всякой кротости на лице, уселась подле Ани и широко улыбнулась ошарашенной дворне Холодовых.

И бедным хозяевам не оставалось ничего иного, как тоже трапезничать с прислугой.

Домой они вернулись только на следующий день после полудня, и Марфа Марьяновна с Груней и Анной сразу засучили рукава, взявшись за пирожки из поставленного накануне теста.

Саша Александровна и Ани бросились рядиться и скоро появились в передней, покатываясь от хохота, в мохнатых тулупах, с масками на лицах и с пришитыми к шапкам звериными ушами из меховушек.

— Батюшки святы, — отшатнулась Изабелла Наумовна, — изыдите, бесноватые!

— Совсем не бесноватые, — возразила Саша Александровна, прилаживая к лицу Гранина козлиную бородку на веревочке. — А вовсе даже наоборот. Восемь дней нечисть будет разгуливать по земле, а мы — прятаться от нее под масками, так Марфа Марьяновна сказывает. Но если вы так уж переживаете, то мы с вами просто макнемся в прорубь на Крещение и выскочим оттуда чистыми и невинными. Ну так что, пойдете с нами славить Христа?

— А и пойду, — неожиданно решилась Изабелла Наумовна, — только зверем рядиться не стану!

— Я придумала, — воскликнула Ани и убежала. Совсем скоро она вернулась с атласными пестрыми тряпками, коими и принялась укутывать Изабеллу Наумовну: — Будете у нас скоморохом!

Пока барышни разгуливали по деревне от одного крестьянского дома к другому, распевая колядки, Гранин с Шишкиным и Семеновичем раздавали свиные окорока, петушки детям и монеты взрослым. Вскоре к ним присоединилась и Марфа Марьяновна с пирожками, Груня с бусами, и к вечеру все так умаялись, что даже заливной поросенок уже не пробуждал удовольствия.

Однако Саша Александровна, казалось, совсем не чувствовала усталости. Оживленная, как ребенок, получивший слишком много впечатлений и оттого не способный успокоиться и уснуть, она затеяла после ужина гадания.

— Пощади, — простонала Изабелла Наумовна.

— А вот мы сейчас узнаем, выйдете ли вы замуж в этом году, — заверила ее Саша и разложила по полу золотое, медное и серебряное колечки, хлеб, уголь, поставила миску с водой. После чего убежала на улицу, вернулась с курицей и вручила ее Изабелле Наумовне.

— Выпускайте, — велела она.

Скривившись, гувернантка спихнула курицу на пол.

Та метнулась в сторону, замерла настороженно, а потом вдруг попыталась расклевать медное колечко.

— Ну вот, — огорчилась Саша Александровна, — ленив ваш суженый, Изабелла Наумовна.

— Что за глупости! — вспыхнула та.

Потом капали воском по по воде, угадывая будущее Ани, прятали головную повязку, пряник и деревянную щепу в горшок для Груни — выпала повязка, и служанка возликовала: замужество! Более всего она боялась вытянуть щепу, знаменующую гроб.

— Что же ты, Саша, сама