Сценарий «Рядовой гений» («С утра до темноты») был задуман Василием Аксеновым как вольная экранизация собственного рассказа о молодом ученом, посвятившим себя онкологии.

По разным причинам (занятость на другой картине, творческий кризис, связанный с осмыслением итогов встреч интеллигенции с партией и правительством, болезнь) Аксенову были предоставлены многочисленные пролонгации. Ознакомившись с первым вариантом, сценарно-редакционная комиссия посоветовала автору внести уточнения в сюжет и характер главного героя. Второй вариант сценария вновь не устроил объединение, которое на дальнейшие пролонгации не пошло.

К сценарию Анатолия Кузнецова «Огонь»

На обсуждении заявки Анатолия Кузнецова редколлегией главной редакции отмечалось, что в романе «Огонь», по мотивам которого автор предполагал написать сценарий, отсутствует осязаемая атмосфера влюбленности героев-доменщиков в работу. Анатолию Кузнецову было предложено это замечание учесть и 1 сентября 1969 года сдать сценарий в объединение.

К сценарию Геннадия Шпаликова «В поисках пространства и света»

Сценарий о космонавте-дублере и покорении космоса Геннадий Шпаликов намеревался поставить на «Ленфильме» сам. Первый вариант сценария нуждался в дальнейшей работе, и автору была предоставлена пролонгация. Однако работу Шпаликов не продолжил. Получив приглашение от «Мосфильма», он приступил к работе над сценарием «Девушка Надя, чего тебе надо?» «Девушка Надя…» стала последним сценарием Геннадия Шпаликова.

К сценарию Ольги Антоновой и Владимира Марамзина «Одним махом».

Сценарий Ольги Антоновой и Владимира Марамзина рассказывал незатейливую и остроумную историю об университетском выпускнике, который прибывает по распределению из столицы на завод маленького провинциального городка. Возможно, унылый 1972 год не мог допустить столь беззаботного обращения с ответственной «производственной темой» — все варианты сценария были отклонены в виду их «незначительных художественных достоинств».

К сценарию Фридриха Горенштейна и Юрия Клепикова «Испытание»

Сценарий Юрия Клепикова и Фридриха Горенштейна произвел «сильное впечатление своей суровой правдой» на сценарную комиссию и был включен в план производства киностудии «Ленфильм» на 1971 год. Тогда же «Ленфильм» обратился в Госкино с просьбой утвердить одного из авторов сценария Юрия Клепикова в качестве режиссера-постановщика будущего фильма. Однако Госкино не утвердил не только кандидатуру режиссера, но и сам сценарий «Испытание», разойдясь с его авторами и студией во взглядах на «суровую правду» военных лет.

К сценарию Александра Вампилова «Сосновые рудники»

Заявка Александра Вампилова кратко излагала сюжет будущего сценария. Молодая девушка вынуждена сойти с поезда на захолустной станции. Там она знакомится с молодым человеком, который приглашает ее к себе. Запутанные отношения между героями осложняются тем, что наутро к молодому человеку должна приехать его невеста…

Написать по этой заявке сценарий Александр Вампилов не успел.

                                   Журнал «Сеанс»

«Астенический синдром» Киры Муратовой

…И вот, наконец, в 1989 году стало ясно, каким режиссером была бы Кира Муратова, если бы ей не мешали. Нет, это мягко сказано — мешали всем, но всем по-разному, расстояние от свободы до осознанной необходимости каждый сокращал как умел. Судьба Муратовой, изнемогавшей в борьбе с инстанциями, надолго отлученной от своей режиссерской профессии, вдруг оказалась укором совести, примером стойкости и терпения и большим вопросительным знаком: за что?! Молодое поколение в толк не возьмет — как это могли запрещать, кого это могло возмущать, — ведь Муратова никогда «не лезла в политику», ни впрямую, ни путем «кукиша в кармане» не высказывала инакомыслия по отношению к деятельности, к целям и средствам, к ошибкам и преступлениям, творящимся здесь и сейчас — государством ли, правящей партией или обществом. Но «что-то чуяли», не умея назвать, и особенно раздражались и ставили палки в колеса на каждом этапе каждой из ее картин именно из-за неумения обращаться с тонкой материей искусства, которое по природе своей философично.

Муратова никогда не умещалась в рамки сюжетов, выбранных для постановки. Выбор был невелик у всех уважавших себя режиссеров, а у нее — еще меньше. Сейчас часто приходится слышать, что история не имеет сослагательного наклонения. А я начала свое рассуждение как раз с этого — «если бы да кабы», потому что последний фильм Киры Муратовой — «Астенический синдром» — освещает все двадцать пять лет ее тяжкой борьбы в кино, и впервые открыто, свободно, не прячась за более или менее случайные сюжеты, предстает перед нами личность режиссера, замечательного уже тем, что умеет мыслить кинообразами, думать — языком кино — о феномене человека. Это редко случалось в кино вообще и особенно в нашем кино.

Вы скажете: а Тарковский? Да, в каждом фильме своем он декларировал и отстаивал право кино на философствование, каждым кадром, самой их медлительностью и значительностью приглашал к размышлению о высоком и непреходящем. Это было важно для мирового кинопроцесса, это было героическое противостояние мировой «киношке», но это было объявленное философствование, в одном из фильмов, в «Сталкере», замкнувшееся, как мне кажется, на самом себе. Позволяю себе это замечание — вскользь — лишь потому, что речь пойдет о необъявленном философствовании. А к нему мы совсем не привыкли, да и само слово — «философский» — связываем с чем-то смиренно-рассудительно-мечтательным, не от мира сего.

А Кира Муратова — вся — от мира сего, искусствоведы назвали бы гиперреализмом ее умение ловить конкретность непредсказуемой жизни, а сама она как личность с ее режиссерским деспотизмом и своенравием с артистизмом и актерскими способностями, с бурной сменой настроений и открытой реакцией на все-все-все с беззащитностью полной искренности и защищенностью нормальной затурканной советской женщины эта личность — кто бы мог подумать? — полярно несовместимая с ненавистной ей «умозрительностью», в последнем своем фильме поднимается до вершин умозрения, заповедных или труднодоступных для кино. И ее зрение, зрение ее ума восхищает меня остротой и бесстрашием.

Как всегда, дело не в сюжете. Как всегда, хорошее кино литературно неописуемо. Я уже обмолвилась — «феномен человека» — по странной ассоциации. Одесский трамвай, 1970 год. Я еду к Кире Муратовой работать, а рядом сидит мальчик, юноша, лет семнадцати, и что-то напряженно читает, подчеркивая карандашом. Заглядываю — что же он читает в этой жаре, под крики одесских хозяек: «Женщина! Вы встаете?» Не верю глазам: «Тейяр де Шарден. Феномен человека». Сложная книга французского антрополога и философа, изданная у нас в шестидесятых и переизданная сейчас. Ну ладно, мы в ленинградской интеллигентской компании не пропускали таких новинок, но я-то — по диагонали, а этот мальчик — так вдумчиво и цитаты выписывает. Мне кажется, что он все едет и все читает, и, если не совсем отверг кино, он посмотрит картину Одесской студии «Астенический синдром», и ему не придется растолковывать ее смысл.

Киноклубы горячо принимают эту картину,