срыва. Усилием воли он сдержал свой порыв. Джахангиров, увидев его состояние, вышел вперед и заслонил полковника.

— Там в горах, — он указал рукой в темноту, — сегодня решается судьба не только Карабаха. Решается наша честь, тех, кто не струсил и взял в руки оружие, чтобы защитить город Шушу — колыбель истории нашей, чести наших предков. Голос Джахангиров звучал все громче и громче, слова проникали в каждую извилину мозга, не позволяя оставаться равнодушным к его пламенной речи.

Гул постепенно стих. Выдержав паузу, полковник отодвинул друга, продолжая его мысли, сказал;

— Я даю вам слово, что завтра же выеду в Баку и привезу вам оружие и одежду. Только прошу вас, дождитесь меня и не оставляйте позиции. Враг только и ждет этого. Всего три месяца тому назад, я не знал, да и не мог даже представить себе в каком положении могут находиться люди на своей земле, что могут гореть города, деревни, только потому, что сосед не хочет жить рядом. Я это увидел своими глазами и многое понял. Нет, не просто так судьба водила меня по свету 36 лет, закаляя и испытывая в тягостях и лишениях. Не зря! Но я не кляну судьбу, значит так угодно АЛЛАХУ. Вместе с вами нам предстоит защитить этот город, и мы должны сделать это. Запомните, только смерть может разлучить меня с вами. А теперь Сафаров, — он подозвал комбата, стоящего в стороне вместе с неизвестным человеком и о чем-то беседовавшего, — постройте людей, я хочу с каждым их них поговорить.

Полковник позвал Джахангирова и отошел к двери. Закурили. В зале появился Тофик Огуз и командир автороты Мамед-киши, оба были взволнованы. Увидев комбрига, направились прямо к нему. Весь их вид говорил о том, что принесли они не благие вести. Подойдя Тофик Огуз, не сдерживая эмоции, выпалил:

— Наиль снял своих людей с постов на высотах Бьеюк Кирс и намеревается покинуть город.

— Это уже провокация, надо спешить, не то люди в городе почувствуют предательство, тогда беды не миновать.

— Тофик муаллим, — делая глубокие затяжки сигареты, полковник обратился к командиру батальона:

— Прошу вас, вызовите своих преданных солдат и пошлите их в казармы батальона Казимова, как мы разберемся с отрядом Наиля, прошу вас прибыть ко мне в штаб. У меня есть к вам предложение, по поводу наших дальнейших отношений.

Тот ничего не ответил, повернувшись, вышел из зала, уводя своих телохранителей. Комбат доложил, что люди построены. Подойдя к строю и вглядываясь в лица стоящих в строю солдат, было видно, что народ разношерстный. Среди молодых юнцов, стояли и более солидные мужики, заросшие бородами. Многие были в рваных одеждах, обувь практически была полностью изношена, одетая на босую ногу. Половина из них были в нетрезвом состояние. Проходя мимо строя и вглядываясь в лица стоящих людей, горький комок подкатил к его горлу, и ему все труднее и труднее становилось, сдерживать свое отчаяние. Вдруг его взгляд остановился на маленького роста пацане, который прятал свой взгляд, стараясь не встречаться взглядом с полковником. На голове у него была лохматая шапка из грубой овечьей шерсти.

— Снимите свою шапку, — попросил он солдата. Тот начал всхлипывать.

— Сними шапку, — крикнул Сафаров из-за спины полковника.

Солдат сдернул шапку, оголив налысо постриженную голову.

— Как? Почему зимой, солдата постригли наголо? — вопрос прошил сознание. Не ужели стоящие в строю «бородачи» издеваются над мальцом, — подумал полковник. Он аккуратно двумя пальцами приподнял подбородок юнца и встретился с его взглядом, и невольно отшатнулся. В отблеске света ламп, смотрели заплаканные девичьи глаза, полные горечи и ненависти.

— Почему? — только и мог сказать полковник, повернувшись к комбату.

— Понимаете, — тот не находил слов, чтобы объяснить происходящее. Они сами постриглись, знаете, вши замучили. Ответ еще больше раздосадовал комбрига.

— Почему они в строю? Разве нет у нас в стране мужчин, чтобы заменить этих несчастных? Немедленно отправить эту девушку, — он повернулся снова к плачущей девушке и заметил, что в конце строя стоят еще двое с натянутыми на голову шапками. Вас тоже прошу выйти из строя, он указал на солдат.

— Мы никуда не пойдем, нам некуда идти, понимаете, — сквозь слезы запричитала девушка с непокрытой головой.

— Они из Кяркиджахана, товарищ полковник, — наклонив голову к уху, сказал Сафаров. У них родителей убили, вот поэтому никто не может выгнать их отсюда. Они хотят отомстить врагам, за смерть своих родных и близких.

Увиденная картина ужаснуло полковника и он, повернувшись к строю, сказал:

— Дождитесь меня, через два дня я вернусь, и мы снова встретимся с вами. А пока расходитесь.

Он повернулся и пошел к выходу, увлекая за собой Джахангирова, Фахратдина и командира отряда Ислама. Выйдя из школы, он остановился, сорвав головной убор, подставил свою взмокшую голову ночному ветру, не опасаясь простуды. Ему не хватало воздуха, он пытался вздохнуть полной грудью, но боль не отпускала его.

Полковник остановился посереди школьного двора, вскинул руки к небу. Великий АЛЛАХ — Господи, что же здесь творится? Ответь мне Господи. Почему ты допускаешь такое? В чем вина моего народа? Скажи мне, ибо я не могу осознать всего, что сегодня увидел. Он молился, глядя на звездное небо, Ему показалось, что звезды и тусклая луна застыли на месте, даже свет их померк, перед его молитвами. Будто они устыдились того, что в это время веселились на небе и не видели его страданий. В горах выл шакал, извещая о том, что ему тоже плохо и, он также одинок в этих холодных Карабахских горах, где смерть затаясь в ущельях, поджидает и никого не щадит.

Он повернулся к стоящим в стороне командирам,

— Все, поехали к Наилю, там разберемся, что нам делать.

Сел в машину и выехал из школы. В казарме, где размешался батальон Казимова, стояло несколько машин, в коридоре барака суетился народ. Навстречу вышел старший лейтенант Низами Алиев.

— Будьте осторожны, там обстановка очень непростая, много людей настроены по отношению к вам решительно, к тому же они под воздействием алкоголя, практически неуправляемы. Я приехал сюда, чтобы предупредить вас.

— В штаб бригады приехали командиры из Гарагяфа и командир полицейского батальона с Беюк Кирса, хотят с вами встретиться. Я им говорил, чтобы пришли утром, но они говорят, что время не терпит. Еще Тофик Огуз здесь, беседует с Рустамовым.

Вошли в казарму. Наиль в разорванной на груди рубашке, стоял перед толпой и выкрикивал какие то лозунги, после которых толпа вскидывала в вверх оружие в знак поддержки. Говорить, а тем более призывать собравшихся людей к совести, равносильно