Меня медленно разъедает чувство вины. На днях я обошелся с ней как сволочь. Это привычка, от которой невозможно избавиться, когда отец дышит мне в спину. Не следовало срываться на нее, но ей нужно как можно скорее усвоить, что я не буду обсуждать свою семью. Если жестокость — единственный способ преподать ей этот урок, пусть будет так. Не могу допустить, чтобы она подходила слишком близко или видела то, что скрыто под поверхностью. Все предпочитают того, кем вы претворяетесь. Им никогда не интересно узнать то, что скрывается за этим. Никто не хочет видеть разбитые, темные части вашей души. Они хотят видеть только хорошее, тот образ, который вы являете миру. В тот момент, когда вы показываете им себя настоящего, они испытывают страх или отвращение.

Я наблюдаю за сидящим рядом с ней придурком-баскетболистом, с которым она занималась уже дважды на этой неделе, и отмечаю каждое его действие. Если он сделает хоть одно неподобающее движение в сторону Бел, я разорву его на части голыми руками. Предпочитаю не обращать внимания на чувство собственничества, которое испытываю к ней.

Она занималась с несколькими членами баскетбольной команды, но с тех пор, как я начал за ней наблюдать, не видел с ней ни одного футболиста. Либо мы просто умнее, либо команда старается держаться подальше от меня. Скорее всего последнее. Рука баскетболиста опускается на спинку стула. Сжимаю ладонь в кулак. Я в двух секундах от того, чтобы вскочить с места, когда в поле моего зрения появляется миниатюрная брюнетка. Тут же начинаю злиться. Она загораживает мне обзор на Бел.

Она наклоняется, прижимая свои сиськи друг к другу, но я смотрю ей в лицо.

— Чем могу помочь?

На ее лице похотливая улыбка, и я точно знаю, чего она хочет. Она так сильно накрашена, что даже не могу определить истинный оттенок ее кожи, в отличие от Бел, которая, кажется, вообще не пользуется косметикой, позволяя видеть мои отметины на ее кремовой коже.

Я подаюсь вперед, при мысли об обнаженных бедрах Бел у меня быстро встает. Девушка, которая все еще стоит здесь, душа меня своими духами, замечает, как я дергаюсь, и улыбается так, будто это она причина этому.

— Тебе что-то нужно? — снова подсказываю я.

Наклоняюсь в сторону, чтобы заглянуть за спину этой девушки, и не отрываю взгляда от Бел. К моему удивлению, вижу, что она, прищурившись, смотрит на разворачивающуюся маленькую сцену Даже если это в конце концов вызовет реакцию у моей маленькой тихони, я не хочу поощрять поклонниц. Как бы странно мне ни было это говорить, прямо сейчас я хочу только одну женщину.

К счастью, когда уже собираюсь послать ее на хрен, над столом мелькает тень, и я поднимаю взгляд, чтобы увидеть Себастьяна. Он прижимает костяшки пальцев к дереву, и девчонка инстинктивно делает шаг назад. Очевидно, ее не нужно просить об уходе. Уверен, это никак не связано с ореолом темной энергии, окружающей нас. Девчонка убегает, не сказав больше ни слова, а он садится напротив, устремив свой темный взгляд на что-то за моим плечом, сканируя всех, кто мог бы сейчас наблюдать за нами.

— Что случилось?

Он испускает долгий вздох.

— Уверен, что не должен тебе этого говорить, но меня бесит, что приходится тебя искать. Я отправляю тебе сообщение — ответа нет. Проверяю твою комнату — пусто. Ты как будто исчез, но по какой-то причине я решил заглянуть в библиотеку, ведь твоя последняя одержимость, по сути, живет здесь, и, посмотри-ка, нашел тебя.

— Ладно, но это не объясняет того, почему ты здесь? — я тупо смотрю на него.

Он закатывает глаза и стискивает зубы, выдавая свое нетерпение.

— Я здесь, потому что ты не записался волонтером ни на одну из долбаных позиций карнавала. Благотворительный карнавал, который университет обязал нас провести. Тот самый, который ты, черт возьми, попросил меня провести в этом году. Ничего не припоминаешь?

Мгновение мы смотрим друг на друга, и я наклоняюсь так, чтобы видеть Бел через его плечо. Баскетболист все еще держит руку на спинке ее стула, но не прикасается к ней, так что, думаю, пока оставлю это без внимания. Как я и ожидал, он замечает мое движение и оглядывается через плечо. Не может быть, чтобы он не заметил ее, и это вызывает у меня желание вырвать глаза из его черепа и стереть воспоминания о ней из его памяти.

Это совершенно ненормально и неправильно, но я не хочу, чтобы кто-то еще смотрел на нее или прикасался к ней. Только я. Обернувшись, он бросает на меня сердитый взгляд.

— Не начинай, — говорю я. — Я уже получил лекцию от Ли, так что не хочу выслушивать ее и от тебя тоже. То, с кем я трахаюсь, не имеет никакого отношения ни к кому из вас.

— Твой оте…

Я обрываю его, прежде чем он успевает закончить.

— Нет. Никогда, блядь, больше не начинай с фразы "твой отец", обращаясь ко мне. То, что он делает, не имеет ко мне никакого отношения. Я слежу за тем, чтобы у него было то, что он хочет, и это все, о чем мне нужно беспокоиться. Никто из вас, придурков, не должен ничего говорить по этому поводу.

Он наклоняется ко мне, его голос переходит в настойчивый шепот.

— Нет, ты прав. Твой отец — это твое дело, но, как твои друзья, мы имеем право беспокоиться о тебе. Мы не хотим, чтобы он забрал тебя из университета, и уж точно не хотим, чтобы ты снова появился с разбитой губой и подбитым глазом. Твои действия напрямую влияют на всех нас.

Я отстраняюсь, с трудом сглатывая, но сохраняю нейтральное выражение лица.

— Это был не…

— Чушь собачья! — разносится его голос по почти беззвучной комнате, и все в округе оборачиваются, чтобы посмотреть на нас. Я могу лгать себе и всем остальным в этом университете, но не могу лгать своим лучшим друзьям. Они прошли со мной через все это. Однако это не значит, что я должен смириться с тем, что