– Так точно, товарищ адмирал.

– Где Трибуц?

– Товарищ комфлота в Ханстхольме, на передовой базе, с крейсерами. Вам приказано дозаправляться и грузить продовольствие.

– Знаю… – Левченко, наклонив голову, нетерпеливо читал бумаги при свете мощного ручного фонаря. – Сколько у нас времени? Как разведка?

– Пока ничего нового, товарищ адмирал. Корабельная и воздушная разведки пока ничего подозрительного не засекли, из штаба тоже никаких горячих сообщений нет. Но приказано грузиться не задерживаясь.

– Это-то ясно… – Адмирал осмотрел опоясывающую бухту с запада и севера цепочку возвышенностей, не очень характерную для датского побережья. – А вы вообще в курсе, каперанг?..

– В курсе, – спокойно ответил тот, даже не заставляя закончить фразу. – Но пока можно не беспокоиться особо. За последние три дня ни одного контакта с надводными кораблями нет от самого Ставангера. Четыре дня как катерники дрались у выхода из Скагеррака, на меридиане Сегне…

– Ага. И что?

– Дивизионом наткнулись на шнелльботы, была стрельба, одного потеряли – прямое попадание, взорвались баки.

– Так, а что авиация?

– Летают, – пожал плечами офицер. – Тут рядом хороший аэродром под Тхорсагером.

Адмирал подумал, что название он произносит неправильно, но поправлять не стал: вдруг его местные действительно так называют?

– Второго дня сбили «Дорнье-215», редкая птица, вообще-то. Догнали и шлепнули.

– Ничего разглядеть не успели?

– А на что тут глядеть? – Каперанг обвел рукой темное пространство вокруг. – Резервуары на берегу, пакгаузы, пара пирсов, пустой поселок. Всё. Так здесь месяц тральщики базировались, а до того рыбаки. Никаких причин особо обращать внимание на эту дыру нет.

– Ну и слава богу, – кивнул Левченко, вполне довольный. Никому не известная дыра рядом с приличным аэродромом – ничего лучше для передовой базы и придумать нельзя.

К сожалению, хорошо взятый темп пришлось сбавить, застряв в Эбельтофте почти на неделю из-за неясности политической ситуации. Немцы все еще продолжали драться, и войска союзников точно так же продолжали продвигаться на восток, изредка прощупывая советский фронт дальними разведчиками, которых иногда удавалось перехватить немцам, иногда нашим, а иногда и не удавалось вообще.

В течение двух дней, когда стало ясно, что исчезла срочность, заставившая гнать эскадру через Балтику сначала в одну, а затем в другую сторону, степень готовности постепенно понизили, поработав с механизмами и котлами.

В такой задержке имелись положительные стороны – так, например, Левченко здорово поднатаскался в общении с командирами кораблей, избегая сложившейся традиции «как поведу, так и будет»[96]. С другой стороны, такая стоянка после рывка здорово напоминала мадагаскарское стояние другого недоброй памяти адмирала. Да и идущие в небольшую бухту транспорты с большим количеством разнообразного продовольствия могли кого-нибудь умного насторожить. Для предотвращения этого снабженцев перенацелили на бухту Аргус всего в четырнадцати милях к западу. Там бочки и мешки перегружали на баржи, растаскиваемые буксирами к северу и югу, а уже там потом сгружали их на берег.

Тем не менее время в целом работало не на немцев и их прикидывающихся невинными овечками западных союзников, а на советскую сторону. Линия продвижения советских войск отодвигала, скорее всего, обреченную буферную зону от прочно уже завоеванных позиций в Германии и Дании. Сейчас она медленно перемещалась на запад и юг, распираемая изнутри накачиваемыми в вытянувшийся вдоль балтийского побережья «язык» пехотой и техникой.

Доводимые до полной укомплектованности полки ПВО занимали позиции вдоль и севернее 53-й параллели, в Дании и Прибалтике, – там, куда, скорее всего, должен быть направлен удар стратегической авиации противника. Еще одна мощная группировка прикрывала юг страны и Румынию с Болгарией и югославскими портами, базируясь на тыл остановившихся перед Карпатами и Австрийскими Альпами фронтов.

На центральном участке огромного фронта в глубину советских позиций вдавался огромный клин: почти вся Чехословакия, Австрия, часть Венгрии, а за ними германские земли – от Бранденбурга до Тюрингии. На все это богатство давно с вожделением поглядывал товарищ Жуков, но его пока придерживали, накапливая силы до невиданной в истории концентрации. Напавший в июне сорок первого Гитлер с его танковой мощью был щенком по сравнению с тем военным потенциалом, который накопили придержавшие свой рывок фронты буквально за месяц. Готовились фотокарты и планы, сотни эшелонов с боеприпасами и топливом разгружались в непосредственных армейских тылах, чтобы сократить расстояние, на которое их придется перевозить, когда наступление наконец-то начнется.

Пока оно велось на уровне пехотных батальонов: полчаса артиллерийской подготовки, перепахивающей немецкие окопы и расклепывающей бетонные колпаки дотов, затем с криком «ура» батальоны поднимаются в атаку. Немцы, напуганные началом давно ожидаемого страшного русского наступления, выбираются из блиндажей второй линии окопов, и тут батальоны ложатся, не добегая до разорванной проволоки, и артиллерия работает еще пятнадцать минут.

Так было раз двадцать за две недели – то в одном месте, то в другом. Каждый командарм придумывал свои собственные трюки, нередко проявляя незаурядную изобретательность, и все это служило одной цели – помотать врагу нервы, не дать ему перебросить войска на север слишком рано. Удивительно, какое удовольствие может испытывать мужчина, мотая кому-то нервы, а ведь считается, что это исключительно бабское развлечение. Развлекались все – от артиллеристов до пехоты, которой давно так хорошо не жилось. Нет, все-таки научились воевать к сорок четвертому, в большинстве, конечно…

Так тянулось время, непонятно почему.

Седьмого ноября наконец произошло событие, которое оказалось спусковым механизмом всей гигантской цепочки действий, приведшей к самой ненормальной международной бойне в истории человечества. К облегчению многих советских военачальников и дипломатов, посвященных в круговорот секретных дипломатических и военных движений обеих сторон, таким событием стал не праздничный банкет в Московском Кремле, а прошедшие в этот же день в США президентские выборы, на которых на четвертый срок президентского правления был переизбран Франклин Делано Рузвельт.

Связать новый политический фактор (точнее, продление срока действия старого) с началом помог эпизод в Югославии. В тот же самый день, седьмого, несколько десятков «лайтнингов» на максимальном, видимо, радиусе действия атаковали колонну 37-й армии, при штурмовке погиб командир 6-го гвардейского стрелкового корпуса генерал-лейтенант Котов. Закончив с колонной, то ли те же, то ли уже другие «лайтнинги» обрушились на аэродром, где базировался 866-й истребительный авиаполк.

Два из поднятых по тревоге «яков» дежурной эскадрильи были сбиты «молниями» на взлете, оба пилота погибли. Уцелевшая шестерка, во главе которой оказался капитан Колдунов[97], сумела как-то вывернуться, набрать высоту и устроить карусель с американцами, в течение каких-то секунд сбив не то три, не то пять истребителей. Подойдя затем на несколько метров к ведущему американцев, Колдунов в упор продемонстрировал ему свои красные звезды, и на этом бой закончился.