Шрифт:
Закладка:
– Телефон у вас в школе есть? Или у тебя дома?
– В школе точно есть.
– Все уточнишь – позвонишь, я придумаю, как тебе помочь… как вашу школу всем необходимым обеспечить.
– А я вас вспомнил! – обрадовался Виктор, – Это же вы написали музыку к «Последней поэме»! Я ее часто слушаю, у нас есть даже стереофоническая запись ее…
– Какая?
– Стереофоническая, это как в настоящем концертном зале! Я сейчас вам поставлю… Вера, а ответь-ка мужу, почему у знаменитого композитора нет стереоэлектрофона и такой пластинки? Ведь наверняка ей иногда хочется послушать собственное произведение…
Когда музыка отзвучала, Надя, повернувшись к Виктору, с легкой улыбкой сообщила:
– У знаменитого композитора такая стерео… машинка есть, и она, как я понимаю, свое собственное произведение часто слушает. «Последнюю поэму», музыку к ней, Вера написала… и стихи Тагора, насколько мне известно, она же и перевела. А я только помогла с аранжировкой и оркестровкой, причем не одна, там половина преподавателей консерватории участвовала. А на ситаре как раз Вера и играет… кстати, Вера, у меня еще одна просьба… по поводу ситара.
– Забирай!
– Зачем?
– Ну ты же сама только что сказала, что тебе ситар нужен.
– Нет, я о другом… меня тут попросили музыку написать… срочно, но музыка должна быть с восточными мотивами… мне специально сказали, что нужен будет ситар, как в «Поэме»…
– И что я сказала не так?
– Ну, насколько я знаю… в консерватории много народу проверяли… в Москве ты, наверное, одна на нем играть умеешь.
– Ладно, давай ноты, попробую тебе помочь.
– А нот тоже нету! Ты же знаешь, я не композитор, я в лучшем случае оркестровку могу сделать… того, что ты напишешь.
– Надя, ты это серьезно?!
– Серьезнее некуда. Они кино уже почти целиком сняли, им увертюра теперь нужна.
– Есть такой композитор, который как раз музыку к фильмам и пишет. Дунаевский называется, пусть эти киношники к нему и обращаются.
– Да композиторов-то много, к фильму вся музыка вроде уже написана – но вот уперлось этому…как его… Шумяцкому, который начальник ГУКФ… в общем, мне сказали, что если я откажусь, то крупные неприятности мне гарантируются…
– Понятно, но ты не волнуйся: крупные неприятности этот Шумяцкий уже себе заработал. А у тебя неприятностей не будет, это-то я тебе гарантировать могу. Ты где сейчас живешь, в Пушкино? Так, слезы утирай, нос задирай… я тебя домой сейчас отвезу. Да не спорь, на ночь глядя в Пушкино я тебя просто не отпущу. Вить, прокатимся перед сном?
– Да уж, – тихо проговорил Виктор, когда она уже возвращались в Москву. – Вот так живешь-живешь – и не знаешь, что любимая жена еще знаменитым композитором подрабатывает… и переводчиком с бенгальского.
– Каким еще композитором? Я всего-то мелодию этой Наде напела… случайно в голове под стихотворение она всплыла. А превратить эту мелодию в музыку – тут как раз она и потрудилась. Так что я такой же композитор, как ты, скажем… так, заткнись. Садись за руль и меня до дома вообще не трогай, делай вид что меня тут вообще нет… очень тихо делай вид, не издавая ни звука. Даже дышать старайся через раз, ты понял?! А я на заднем сиденье... Все, поехали, тихонько так: мы же никуда не спешим...
Глава 15
Две недели после визита Нади Новиковой Вера вечерами тренькала на рояле, пиликала на скрипке и бренчала на ситаре, а Витя мужественно терпел раздающуюся в гостиной какофонию. В принципе, Вера Андреевна неплохо на рояле играть умела, да и скрипку ее отец заставил всерьез освоить – так что ее попытки перевести звучащую в голове мелодию имели вполне серьезные основания. Вот только кроме оснований тут нужен был и опыт, и какие-то теоретические знания, да и умение требовалось, вероятно, более профессиональное. Так что когда две недели спустя Надя снова приехала в гости и Вера показала ей то, что удалось «воспроизвести», учительница музыки, сильно смущаясь, не смогла «утаить правду»:
– Вера, ты действительно все же не музыкант. Мелодия… очень простенькая, и, возможно, при должной оркестровке из этого получится хорошая музыка, но я оркестровку этого делать не возьмусь. Если ты хочешь, то, наверное, лучше в консерваторию с этим пойти, там тебе с удовольствием помогут… если хочешь, я сама там поговорю – но вообще-то это если тебе самой нужно, а про кино… я специально узнавала: этого Шумяцкого действительно сняли, а в группе, которая это кино снимала, никакой другой музыки никто не хочет…
Товарища Шумяцкого с должности сняли тихо и практически незаметно – сразу после того, как Вера попросила «соседа» поинтересоваться, почему это в стране почти восемьдесят процентов снимаемых фильмов имеют «ярко выраженную националистическую направленность». «Сосед» поинтересовался (в первую очередь гонорарами режиссеров и актеров), после чего (на самом деле после сделанного Лаврентием Павловичем доклада на заседании ЦК) было принято постановление правительства об учреждении Наркомата культуры, в рамках которого появились комитеты по кинематографии, по литературе, по театральному искусству – а все прежние организации, работающие в этой области, были упразднены, и руководство этих организаций разом осталось без работы.
Зато работы сильно прибавилось сотрудникам КГБ, и в частной беседе Лаврентий Павлович высказал товарищу Сталину свое мнение о случившемся:
– Я готов поспорить, что Старуха знала, чем дело кончится. Почти все эти, извини за матерщину, деятели искусств, как только прикрыли им кормушку, превратились в таких откровенных антисоветчиков, что просто страх берет. И эта мразь воспитывала наш советский народ?
– Я думаю, что законом у нас предусмотрено достаточно мер ответственности за антисоветскую деятельность, и что тебе мешает закон применить?
– Да особо ничто, просто людей не хватает.
– У тебя же сейчас в войсках…
– А нужны не умелые бойцы… то есть для такого дела не бойцы с пулеметами нужны, а… специалисты иного рода. Для тех, кто в открытую стал бороться за свое попранное право жрать в три глотки за счет бюджета и ни за что не отвечать, мы меры принимаем. Но сколько еще затаившихся врагов…
– Если ты говоришь, что Старуха знала… а у нее ты спрашивал, может она уже придумала что-то?
– Мне и спрашивать не пришлось, однако ее предложения… если бы я ее