Они посмеялись и выпили.

– Мудрец ищет истину, а дурак уже нашел ее, так? – задумчиво уронил Карн, ни к кому, в сущности, не обращаясь. Он вновь смотрел в окно, где серый пейзаж, подернутый сумеречной дымкой, показывал ему водянистые поля с пожухлой травой и одинокие деревья, на которых больше не осталось листьев, лишь черные уродливые скривы ветвей.

Карн подумал, что точно так же совсем недавно ехал на поезде, ну точнее на электричке. И видел почти такой же мир за окном, но не закатный, а рассветный. Рядом с ним сидели его новые друзья, Древние Боги, и они вместе отправлялись спасать мир. Вот только чей это мир? Для кого нужно его спасать? Ведь Салава прав – Маат мертва.

– Это гораздо проще сказать, чем понять, – Салава тоже посмотрел в окно, устало вздохнул и вернул слегка помутившийся взгляд к столу с нехитрой снедью.

– А мне бы хотелось ответить тебе, что у каждого своя истина, – внезапно сказал Карн, плетясь в сумерках невеселых мыслей, – но мне эта формулировка решительно не нравится.

– И правильно, что не нравится! – в глазах собеседника на миг полыхнул адский огонек. – Когда у каждого своя истина, это называется толерантность. Это пидарасы, сосущиеся на площадях. Это обдолбаные нигеры в подворотнях с ножиками. Это жиды, которые зарабатывают больше только потому, что врут лучше.

– Ба! – хохотнул Карн. – Да вы, батенька, националист?

– А вы, батенька, нет? – искренне потупился Салава. – Каждый русский – националист. А если он говорит, что не националист – значит и не русский он вовсе! Если яро открещивается от национализма, значит перед вами жид. Либо опять же – пидарас.

– Ну… – протянул Карн в нерешительности. – Есть еще третий вариант.

– Ну да, есть, – легко согласился Салава. – Это может быть поп.

– Вот в чем проблема матушки России! – Карн воздел перст к потолку. Он уже был неплох. Еще не хорош, но уже неплох. Мысли текли спонтанно и легко, порой заворачивая в самые удивительные заводи. – Не дураки и дороги…

– … а попы, жиды и пидарасы! – закончил за него Салава. Они от души посмеялись и вновь выпили. Бутылка опустела. Как обычно, это произошло в самый непредсказуемый момент. Но тут же тишину коридора за пределами купе нарушила спасительная тирада.

– Вечернее леченье! Пиво, водка и печенье! – пронеслось по вагону. Ну конечно, вот эти славные ребята, готовые продать тебе все, что может понадобиться в пути! И само собой – втрое дороже, чем в магазине.

Карн собирался встать, чтобы выйти в коридор и приобрести чего-нибудь эдакого, но неожиданно обнаружил, что Салава за неуловимую долю секунду не только поднялся со своей полки, но уже открыл дверь и улыбался во все тридцать два спешившей к нему тетке с двумя огромными баулами.

– Вискарика не найдется, госпожа? – поинтересовался Салава.

– Нет, красавчик, вискарика не будет, – развела руками тетка. – Зато есть ром. И кока-кола.

– О так вот! – хмыкнул Салава. Точь-в-точь как Невский на своих чудо-тренингах. – А что за ром?

– Ром отменный! – тетка тут же ухватилась за предложение и выпалила название напитка. Разумеется, такого названия Карн никогда не слышал. Салава тоже. Могло статься, что такого рома не существует в природе, но был ли у них выбор?

– А йогурт питьевой есть? – подал голос Карн. Он по опыту знал, что питьевой йогурт – самое то после перепоя. А перепой однозначно намечался.

– Есть, конечно, родной! – тетка пришла в неистовство. Еще бы, они собирались одарить ее дневной выручкой!

– А бонус будет какой к йогурту? – прищурился Салава, принимая из трепещущих теткиных рук продолговатую бутылку «кампины» со вкусом какой-то там дряни.

– Будет, – осклабилась тетка. Она заговорщицки подмигнула Салаве и сказала вполголоса. – На дне – пакетик с героинчиком!

Все втроем честно поржали над этой несусветной тупостью, и Салава расстался с двумя тысячами рублей. Карн пытался всучить ему купюру, мол, давай пополам, но мужик наотрез отказался.

– Пустое, – сказал он, падая на свою полку. Ром мгновенно лишился крышки и будто сам собой выплеснулся в шоты. Карн нюхнул темную жидкость, не вызывающую абсолютно никакого доверия. Пахло сладко и мерзко. Салава тут же ахнул сверху колы. Пятьдесят на пятьдесят. Выпили. Ну, не «Капитан Морган», но с этим можно работать. На удивление!

Карн глянул в окно, поезд как раз притормозил. Перед зданием, на котором красовался обветшалый брусок с названием станции, сгрудилась группа «копченых».

– А их ведь все больше с каждым годом, – с нескрываемым отвращением проговорил парень. – Они теперь и провинцию облюбовали, не говоря уж о центре. Слетаются, твою мать, что мухи на дерьмо!

– И это проблема? – удивился Салава. Карн медленно перевел на него взгляд.

– Еще какая проблема! – он сделал своему визави знак рукой, чтобы тот наливал. – Мне как-то насрать на политическую подоплеку. Мне насрать на то, что они вкалывают, где только можно, потому что мы сами не хотим вкалывать. Они нас кормят, поют, одевают, убирают за нами. Но это днем. А ночью? «Вай, девушка!»

– Знаешь, – протянул Салава, задумчиво разглядывая шот, в котором с переменным успехом боролись паленый ром и ядовитая кола. – На моей далекой Родине тоже была такая проблема. Но я решил ее очень просто.

– И что же ты сделал? – поинтересовался Карн.

– Я истребил их всех, – без тени улыбки ответил Салава. – А те, кто чудом уцелел, бежали быстрее ветра. И если бы не кое-кто, они бы все полегли на том берегу.

Карну этот сумбур показался смутно знакомым.

– Все переврали, – проговорил Салава едва слышно. Он был где-то далеко. – Все переврали…

Карн не стал спрашивать, что именно переврали. Вместо этого он задал другой вопрос, ответ на который мог все расставить на свои места.

– А откуда ты родом, Салава? – спросил он с самым невинным видом.

– Издалека, – прищурился его собеседник и налил обоим еще рому. – А можно иначе сказать. Я гражданин мира, Карн! В самом прямом смысле.

– Но ты ведь не бог? – выпалил парень. Сомнения одолевали его, а алкоголь в крови заставлял говорить дерзкие вещи. И все же был некоторый шанс, что