«В моем распоряжении находилась целая масса писем матерей, дочери которых были опозорены наглым развратником. В моем распоряжении имелись фотографические группы так называемого «хлыстовского корабля». В центре сидит Распутин, а кругом около сотни его последователей; все как на подбор молодые парни и девицы или женщины. Перед ним двое держат большой плакат с избранными и излюбленными изречениями Св. Писания. Я имел также группу [в] гостиной Распутина, где он снят в кругу своих поклонниц из высшего общества, и, к удивлению своему, многих из них узнал. Мне доставили два портрета Распутина: на одном из них он в своем крестьянском одеянии с наперсным крестом на груди и с поднятой, сложенной трехперстно рукою, якобы для благословения. На другом — он в монашеском одеянии, в клобуке и с наперсным крестом. У меня образовался целый том обличительных документов. Если бы десятая доля только того материала, который был в моем распоряжении, была истинной, то и того было бы довольно для производства следствия и предания суду Распутина. Ко мне, как к председателю Г. думы, отовсюду неслись жалобы и обличения преступной деятельности и развратной жизни этого господина». Уф! Несчастный Михаил Владимирович! Какие ужасные видения его окружали многие годы!

Так как Родзянко все-таки описывал жизнь не в какой-нибудь легендарной Атлантиде, а в стране, о которой осталось более чем достаточно надежных свидетельств, в стране, где существовали определенные нормы, правила и порядки, то придется к ним и обратиться.

Законодательство России квалифицировало любое «насилие» над женщиной вообще, а над малолетней в особенности как тягчайшее уголовное преступление. При этом важно подчеркнуть, что, несмотря на универсальность царской власти, суд имел широкую юрисдикцию и мог принимать дела к рассмотрению вне всяких высших санкций. К тому же в это время в России уже существовала мощная независимая адвокатура, состоявшая в подавляющем большинстве из лиц либеральных убеждений.

Если бы какая-нибудь «несчастная девица» или ее матушка решили возбудить дело против Распутина, то трудно даже представить, какой бы энтузиазм это вызвало в адвокатской среде. Такое дело сразу же обрело бы характер общероссийской первостатейной сенсации. Однако никто не обратился, ни одного дела возбуждено не было. Все сказанное еще раз подтверждает абсурдность расхожих утверждений, в том числе и озвученных многократно Родзянко, о «жертвах развратника».

Это, так сказать, одна часть дела. Другая состояла в том, что никто и никогда не привел ни одной фамилии «распутинских жертв», а те, которые стараниями ретивых дознавателей все-таки устанавливались, никакого близкого общения с Распутиным не имели.

Столь очевидные вещи почему-то не занимали бывшего председателя Думы. Ему не казалось странным, что «обесчещенные» обращались не в суд, а в газеты и к Родзянко, который никакими судебными прерогативами не обладал. Можно подумать, что «несчастным», наверное, стыдно было. Однако писать подробно обо всем случившемся господину председателю стыдно не было? Эти вопросы никого не волновали. А чтобы они и не возникали вовсе, Родзянко привел еще более «убийственный факт».

Оказывается, Распутин приобрел столь сильное влияние, потому что получил «звание царского лампадника», то есть стал «заведовать» горевшими

в царском дворце «перед святыми иконами неугасимыми лампадами». Подразумевалось, что в качестве такового он мог посещать спальни членов царской семьи в любое время, а раз так, то что же говорить о судебном процессе? При таком раскладе Распутин наверняка имел бы «царское прикрытие», иначе говоря, иммунитет от судебного преследования. После прочтения всего этого так и хочется воскликнуть: о времена, о нравы!

О судебной стороне дела уже сказано. Теперь о другом. Не было никакого статуса «царского лампадника», а если бы он и существовал, то Распутин, не имея духовного сана, никогда бы не мог занять церковной должности. Неужели Михаил Владимирович того не знал?

Однако этим вопросом дело не исчерпывается. Есть много других. Где упомянутый «том обличительных документов»? Куда подевалась исповедальная «целая масса писем»? Что это за фотография «хлыстовского корабля», почему она никогда не была опубликована и откуда Родзянко знает, как выглядит этот «корабль»? Откуда ему известно про «излюбленные изречения» у хлыстов? И последнее. Если «обличительные материалы» были на руках у главы Думы, то почему после революции он не передал их следственной комиссии? Забыл? «Утаил от народа»? Ничего не забыл и ничего не утаил. Просто показывать нечего было. Вся эта пустая мишура в газетах была опубликована.

Процитированные выше пассажи председатель Думы написал незадолго до смерти. Но было же расследование ЧСК, столько разных документов увидело свет в первые годы после революции. Однако подлинная фактография прошла мимо внимания Родзянко. То ли он ничего не читал, то ли читал только те памфлеты и злые карикатурные зарисовки, которые стряпали бойкие мастера пера.

Здесь невольно напрашивается сопоставление. Какие можно предъявлять претензии к беспринципному авантюристу Илиодору, если председатель Думы, дворянин, неоднократно общавшийся с царем, встречавшийся с его семейством, недалеко ушел в своих представлениях от монаха-отступника. Действительно, велика загадка души человеческой!

Родзянко не только собирал «компромат», он деятельно способствовал раскручиванию распутинского сериала, фактически став одним из его постановщиков. Никакие статьи новоселовых-амфитеатровых не имели такого резонанса, как гневные филиппики председателя Думы. Свои представления-видения о личности Распутина и его роли в государственной жизни он неутомимо популяризировал. Родзянко решил сделать специальный доклад монарху, где «все изложить».

Незадолго до этого «эпохального события» его пригласила для разговора мать Николая II, вдовствующая императрица Мария Федоровна. Старая царица, наслышанная о «скандальных документах», якобы имевшихся на руках у Родзянко, попросила показать ей некоторые из них. Особенно она хотела взглянуть на письмо своей невестки этому ужасному Распутину.

Дальнейшее в изложении председателя Думы выглядело следующим образом. «Я сказал, что не могу этого сделать. Она сперва требовала непременно, но потом положила свою руку на мою и сказала: «Не правда ли, вы его уничтожите?» Ответ последовал незамедлительно: «Да, Ваше Величество, я его уничтожу». Удовлетворенная таким ходом дела царица заметила, что это «будет очень хорошо».

Родзянко опять лгал. Во-первых, у него не было никакого письма на руках; можно предположить, что у него имелась одна из тех фальшивок, которые распространял Гучков. Во-вторых, он и ее не уничтожил, узнав, что «копии этого письма в извращенном виде ходят по рукам, тогда счел нужным сохранить у себя подлинник». Видно, эту «драгоценную реликвию» Родзянко берег не меньше жизни, так как никому не показывал, не расстался с ней и в эмиграции. После же его смерти никаких следов того «документа» обнаружено не было. Может быть, завещал близким положить его себе в гроб? Такие