случае с Huet вопрос этот оказался щекотливым, хотя, по всей видимости, разрешился успешно, сперва Ноэлем Пинге, зятем Гастона Уэ, который принял управление хозяйством вместо сына Гастона, не имевшего интереса к виноделию, а затем Энтони Хвангу, выкупившим контрольный пакет акций дома, когда дети Пинге отказались от занятия виноделием. После нескольких лет тесного и благотворного сотрудничества Пинге покинул дом Huet, оставив на руководящей должности протеже, которого самолично обучал. Сохранит ли Huet свои высокие позиции? Остается только надеяться.

Продвигаемся дальше на восток вдоль Луары на территорию «совиньон блан» и двух важных апелласьонов, Сансер и Пуйи-Фюме. «Совиньон блан» намного более известен и популярен, чем «шенен блан» или «мелон». За последние двадцать пять лет он превратился поистине в международный сорт, выращиваемый по всему миру практически в каждой винодельческой стране. Тем не менее мало какие другие вина совиньон блан так тесно связаны со своей родиной, как лучшие вина из Сансера и Пуйи-Фюме, и мало какие вина из Сансера и Пуйи-Фюме могут сравниться с совиньон блан Дидье Дагено.

Дагено был личностью весьма незаурядной, бескомпромиссным vigneron и бунтарем с соответствующей внешностью – дредами и бородой. Он обожал риск, участвовал в мотогонках, гонках на ездовых собаках и не стеснялся критиковать своих соседей, которые, по убеждению самого Дагено, не отвечали его стандартам виноделия в целом и выращивания винограда в частности. Все это, разумеется, не прибавляло ему популярности в родном регионе, но качество его вин оставалось на неоспоримо высоком уровне, как, впрочем, и цены на них.

Дегустирование вина от Дагено в первый раз сравнимо с откровением. Его совиньон блан отличаются неожиданной чистотой и прозрачностью, насыщенными вкусами с различными оттенками. В отличие от многих других совиньон блан, в его винах пронзительна не фруктовость, а свежесть. Какой бы яркой ни была личность Дагено, его вина превозносят не столько самого создателя, сколько красоту терруара.

Дагено погиб в 2008 году, когда у легкомоторного самолета, которым он управлял, при наборе высоты заглох двигатель. Его сын, Луи-Бенжамин, был готов продолжать работу в хозяйстве и руководить домом. Судя по различным отчетам, он блестяще справляется со своими обязанностями, производя вина, которые, как и вина самого Дидье, отличаются динамичностью и почтительностью, отражают терруар и винтаж и всегда имеют сильный характер.

Смена поколений – самое, вероятно, деликатное звено хрупкой цепи, соединяющей вино с конкретной культурой. Поместьям Huet и Dagueneau повезло в том, что нашлись преданные люди, готовые подключиться к работе в случае необходимости, но, к сожалению, так бывает не всегда. В истории вина достаточно примеров удивительных, особенных хозяйств, которые исчезли, оставив после себя только призрачные бутылки, приоткрывающие завесу в мир их создателей. Вспоминаю изумительное Barbaresco от Giovannini Moresco, бесподобное Côte-Rôtie от Marius Gentaz-Dervieux, несравненное St.-Joseph от Raymond Trollat, изысканные бургундские вина от Jacky Truchot и сложные рельефные корнас от Noël Verset. Ноэль Версэ вместе с Огюстом Кляпом во многом способствовали сохранению апелласьона в суровые периоды середины XX века, пока в конце 1980 года тот не обрел вторую жизнь.

Вспоминаю выдающиеся вина Fiorano, принадлежащие Альберико Бонкомпаньи Людовизи, принцу Веноза, который производил великие красные и белые вина в поместье на окраине Рима. Когда в 1946 году принц унаследовал поместье, там произрастали местные сорта винограда, из которых получались преимущественно безликие вина. Новый хозяин заново засадил виноградник «каберне совиньон» и «мерло», причем задолго до того, как эти бордоские сорта стали модными в Италии, а также «мальвазией» и «семильоном». Мало кто знал об этих винах, и красные пользовались большей известностью, чем белые. Но даже белые характеризовались глубиной. Принц отличался некоторой эксцентричностью, и вести бизнес с ним было довольно трудно. В конце концов он прекратил продажу вин, после чего в 1995 году без всяких объяснений выкорчевал все виноградные лозы.

По правде говоря, вина Бонкомпаньи Людовизи в большей степени раскрывают его собственную эксцентричность, чем служат отражением местной культуры. Такие замечательные вина могли появиться только благодаря его уникальной целеустремленности, ресурсам и амбициозности. Вероятно, осознавая своеобразную природу своих вин и своего поместья, он и выдрал все лозы вместо того, чтобы передать бразды правления зятю Пьеро Антинори, главе знаменитой тосканской семьи виноделов. Антинори предполагал, что принц не мог допустить, чтобы кто-либо другой производил его вина, когда он сам уже не сможет этим заниматься.

«Он так любил свое поместье, а когда вы так сильно любите, то немного при этом ревнуете, – говорил мне Антинори несколько лет назад, когда принц был еще жив, но совсем одряхлел. – Если уж он не может работать самостоятельно, как в старые времена, то, наверное, предпочел отказаться от всего».

Так пришел конец винам Бонкомпаньи Людовизи. После смерти принца в 2005-м последовали годы юридических споров, тормозящих передачу права владения поместьем. Сегодня три дочери Пьеро Антинори и его жена Франческа сообща работают над проектом по возрождению хозяйства: хотят заново засадить виноградник и производить вина Fiorano. Я с большим удовольствием посмотрю, что у них получится. Правда, принц применял весьма необычные и специфические методы, так что вряд ли стоит ожидать точно таких же вин, какие изготавливал он. Но все же Fiorano сможет снова заявить о себе.

Не уверен, что аналогичная судьба будет уготована одному из моих самых любимых бордоских производителей, крохотному хозяйству Domaine du Jaugaret в Сен-Жюльен. Критики невысоко оценивают производимые здесь вина; они не носят инвестиционного характера. Об этом хозяйстве не знают даже завзятые любители бордо, да и жители Бордо вряд ли подозревают о его существовании.

О Jaugaret мне стало известно несколько лет назад, во время беседы о меде с Нилом Розенталем, импортером вина, который занимается пчеловодством на ферме в северной части штата Нью-Йорк. Каким-то образом разговор перекинулся на Бордо. Я сказал, что планирую туда поехать, а он выразил надежду, что у меня будет возможность посетить Jaugaret, чьи вина он импортирует. Занимает это хозяйство примерно 1,3 гектара, столь небольшая площадь больше типична для Бургундии, чем для Бордо, и я подумал, что Нилу оно пришлось по душе именно поэтому, ведь он сам родом из Бургундии.

Эта информация отложилась где-то в глубинах моего сознания, и прошло некоторое время, прежде чем в Нью-Йорке мне попалась бутылка урожая 2002 года. Я налил бокал и, едва понюхав вино, понял, что полюблю его. Сложные ароматы, которые вы обычно ожидаете от действительно хорошего вина из Сен-Жюльен, но важнее этого – ощущение изящества, невзирая на молодую плотность. Чарующие ароматы и текстура этого напитка заставляли меня снова и снова брать