Шрифт:
Закладка:
Василиса задерживает на мне взгляд. Я уже знаю момент, когда ее большие темные глаза чуть сужаются, а зрачки наоборот становятся шире. И вдыхает она сразу четче. Мне говорили много слов страсти и демонстрировали ее разными откровенными жестами. Но она так искренна и беззащитна в своем желании. Как будто оно гораздо-гораздо сильнее ее. И эти ее сигналы воспламеняют меня как спичку.
- Да, было интересно глянуть… - Василиса прикусывает губу.
М-да, теперь бы еще дойти до второго этажа, превозмогая напряжение в теле.
- Я обычно ночевал здесь.
Открываю дверь в большую комнату с низкой и широкой кроватью. Я всю жизнь был крупным и быстро возненавидел спальные места, где надо ютиться. В любом моем жилье они просторные. Что сейчас очень удобно…
- А ты любитель поспать, Золотов, - любимая пытается шутить, но ее взгляд затуманен.
- Ты знаешь, что это не совсем так…
И вот уже я могу любоваться своим любимым видом сверху - разметавшиеся по подушке темные волосы, их контраст с ее белой кожей. Мы и правда как будто давно живем здесь - в этом доме, в этой комнате. Склоняюсь к маленькому ушку и, прежде чем прихватить его губами, задаю вопрос.
- Врач говорил о каких-то ограничениях?.. Или ты не интересовалась?
В ее глазах вспыхивают хулиганские блики.
- Это была одна из важных тем… Доктор лишь сказала быть нежнее. Но с этим у нас проблем нет. Я люблю тебя, Золотов.
- И я тебя люблю.
***
Вчера я доверился словам Василисы о враче, а сегодня решил посетить клинику сам. Не чтобы поговорить о нюансах в близости. К доктору Василисы я не пойду. Но у меня накопились поводы для разговора с начальством медицинской организации.
Павел Павлович как обычно с широкой улыбкой и выжидающим взглядом. Наверное, до сих пор не может понять, зачем я в их клинику приперся, и что тут вокруг меня закрутилось. Пора нам пообщаться начистоту.
- Кофе, Егор Федорыч? - уточняет директор.
Да нет уж, выпью позже.
- Спасибо, - качаю головой и перехожу к делу, - хочу поговорить о Василисе.
- Хм, ну начинайте, - хозяин кабинета отбрасывает улыбку.
А вот я слегка приподнимаю уголки губ.
- Моя невеста в положении и хочет наблюдаться в вашей клинике. Я не могу сказать, что полностью доволен здешним сервисом. Ваши спецы, не разобравшись в ситуации, хотели отделаться от моей женщины как от тяжелого случая.
Палыч, как называет шефа Василиса, каменеет.
- Как это?
- Ей на словах озвучили несуществующий диагноз. Запугали бесплодием! Хотя в карте и… по факту ничего подобного. Вам было бы неплохо обратить внимание на этот момент. И на своих специалистов.
Палычу требуется время, чтобы переварить ситуацию. А я вдобавок комментирую отношение коллектива к нашей паре. Василиса толком не рассказывала, проговорилась только, что ходят сплетни. И я интересуюсь у ее шефа, почему каждый клерк из экономического отдела в курсе медицинских историй пациентов.
Мне хочется заткнуть всем рты! А некоторым прямо лично. Но я вспоминаю, как Василиса перепугалась, когда мы скрутили ее давнего приятеля. Так что пусть меры принимает Пал Палыч. В конце концов это именно его работа.
- Кхм, приношу извинения, господин Золотов, - отмирает наконец мой собеседник, - я разберусь. Самым жестким способом разберусь! Но что же вы хотите теперь?
- У Василисы здесь есть доктор, которому она доверяет. Я не самодур, капризничать на пустом месте не буду. Поэтому я просто желаю, чтобы ей дали спокойно наблюдаться и не вставляли палки в колеса.
Надеюсь, последняя фраза прозвучала во многих смыслах. По крайней мере, Палыч клянется в любви к Васе как к сотруднику и обещает вести полнейший контроль. Ну и славно, потому что у меня больше нет на него времени.
Выхожу из офиса директора клиники и перезваниваю своему другу. От Мирона был пропущенный, пока мы говорили.
- В Москве? - переспрашиваю после приветствий. - Конечно, я только за выпить кофе. Да, можно прямо сейчас.
Уславливаемся об удобном для обоих месте. Красильников прилетел в столицу, хочет о чем-то посоветоваться. Странно, обычно дела он обсуждает по телефону. Впрочем, я не против пересечься. Заодно расскажу лучшему другу новости.
Пока еду, успеваю позвонить Василисе. У нее еще пара дней отгулов, она осваивается в особняке. Я спрашиваю про ее самочувствие, настроение. Для меня в новинку оглядываться в этой жизни на кого-то, держать в голове другого человека.
Да, я заботился о матери, всегда был готов поддержать родных. Но пропасть на несколько дней или даже недель, с утра до ночи заниматься только бизнесом для меня было обычным делом. Даже в начале нашего общения с Василисой так происходило. Но день за днем я меняюсь.
Любимая смеется, что уже стала спецом по разбиранию вещей. Я тоже хмыкаю, что жизнь помотала ее рядом со мной. Однако теперь есть смысл устроиться в особняке основательно. Раз уж она выбрала доктора здесь, ее родные тоже в этом городе. Да и дом, мне кажется, я изначально готовил для жизни с ней. Хоть сам тогда не подозревал.
Размышляю на тему судьбы и даже не представляю, какими вопросами скоро загрузит меня хороший приятель. Но для начала я усаживаюсь напротив него за темный стол ресторана и заказываю стейк. Хоть беременна Василиса, я тоже в последнее время чувствую себя зверски голодным.
Сначала, впрочем, Мирон больше отмалчивается. А вот я осторожно сообщаю ему известие.
- Знаешь, Василиса не зря плохо чувствовала себя в гостях.
Друг моментально хмурится.
- Она заболела? Нужна помощь?
Отвечаю с улыбкой.
- Думаю, справимся. Василиса беременна. Пока срок маленький, так что прошу тебя особо не распространяться. Пусть широкая общественность узнает позже.
Лицо Мирона светлеет, он тоже явно счастлив за нас.
- Здорово, Егор! Поздравляю, тьфу-тьфу! Думаю, ты станешь годным отцом. А уж про Василису говорить нечего, она очень милая. О такой матери для детей можно лишь мечтать.
Ближе к концу речь друга теряет позитив, теперь в ней сквозит грусть.
- Что у вас с Сюзанкой? Спасибо за поздравление, но я вижу, у тебя на душе какой-то камень.
Не мастер я оказывать поддержку, но хотя бы могу предоставить другу возможность выговориться.
- Хм, с Сюзанной мы разъехались. Окончательно. Юристы занимаются разводом. Так что можешь не переживать насчет сохранности своей тайны. Теперь ее некому растрепать.
Мирон вроде и делится, но без эмоций. Словно о неприятном, но все же пустяке. Я уже мало что понимаю. Наверное, нам лучше просто поесть. Однако друг начинает говорить, пока еще не принесли обед.