– Вы снова ко мне? А зачем? – сухо спросила Гарифа. – Я все вам уже рассказала. У меня через четверть часа приемка товара, водитель подъезжает, надо разгрузиться нам. И соседка моя магазин одежды закрывает, обанкротилась, предлагает оптом со скидкой все купить у нее. Я сейчас по горло занята.

– Вы не все нам рассказали, Гарифа. – Катя старалась не смотреть на ее глазной протез – мертвый, выпученный, с темным искусственным зрачком. Взгляд Медузы, рождавший неприятный холодок отвращения и страха в душе. – Вы осматривайте эти дешевые тряпки и отвечайте на наши вопросы.

– Какие еще вопросы? – Тяжелый взгляд Гарифы уперся в Катю. – Конечно, мы в Чурилове в обносках ходим, дешевки мы провинциальные, не то что столичные. Куда нам до вашего изысканного минимализма. Нарочитой простоты. У нас скоро лапти да домотканые сарафаны в моду войдут.

– Женя Пяткин из детдома, пацан без ноги на протезе. Помните его? – Гектор кашлянул и вмешался в их чисто женский стеб.

– Мальчик-инвалид? Был такой. Приятель Аглаи. Из Чечни спасенный. Пяткин его потом назад сдал в детдом. Отказался от него.

– Женя в тот вечер убийства около восьми часов приехал к сестрам в Пузановку на автобусе. Он нам сам сообщил. И еще он вспомнил поразительные вещи.

– Какие вещи он вспомнил? – Гарифа сдернула с вешалки цветастое платье и приложила к себе, глянула в зеркало. – Нет, это и за три рубля никто не купит. Полный отстой…

– Насчет убийства, он, оказывается, был его свидетелем, – продолжал Гектор. – А еще он нам рассказал удивительную историю о спасении вашего младшего брата Марата. Как он малышом упал в выгребную яму и мог утонуть, а некто проезжавший на мотоцикле… какой-то неместный парень, вроде бывший ухажер Полины, его спас от смерти. И вы стали с ним общаться… Кстати, как его звали?

Гарифа Медозова отвернулась от зеркала, вернула платье на напольную вешалку.

– Алик, – ответила она. – Полина его называла Алик. Ну и я потом.

– Алексей? Он вас разнял во время драки на арт-фестивале, когда вы пытались поранить лицо Полины в отместку? – спросила Катя.

– Он. Заступился за меня. Защитил.

– Вас? От Полины? Но, кажется, именно вы тогда доской с гвоздями размахивали.

Гарифа не ответила.

– Кто он, откуда, куда делся? – Гектор задавал вопросы, словно гвозди вбивал.

– Он учился в Москве, приезжал на арт-фестиваль слушать рок-группы. Ему сначала нравилась Полина, но он ей не подходил. Бедный, не спонсор. А потом он спас моего Марата… Он прыгнул прямо в выгребную яму, представляете? Схватил его на руки. Я растерялась тогда, я медлила, потому что… меня вонь душила… Мой братик тонул, а я только орала, рыдала, махала руками, бегала кругами, но не прыгала в яму… Алик же сразу, как услышал мои вопли, остановил мотоцикл, он случайно возле нашего дома оказался, сиганул через забор и бухнулся прямо в яму. Вытащил Марата. Так мы и познакомились. Не романтично, правда? Шокирующе? Одноглазая уродка и герой-спаситель.

– И что произошло потом? – спросила Катя, как и в беседе с Ларисой Филатовой, ее снова до глубины души поразила рассказанная история.

– Я затопила баню на участке. Он мылся в нашем летнем душе. От него воняло. Ну и от меня и от братишки тоже. Вся наша одежда была в дерьме.

Гарифа внезапно умолкла.

Летний вечер. Ласточки чертят небо. Она таскает из дома ведра горячей воды, греет их вместе с зареванной испуганной происшедшим бабкой на газу. Маленький шестилетний Марат сидит в тазу – на улице среди грядок, потому что в дом его даже нельзя занести. Гарифа поливает его горячей водой, черпая ковшиком из ведра. Братик в силу своего неполного разума, наверное, и не понял толком, что произошло. Он хихикает и брызжет водой из таза на Гарифу. Она хватает другое ведро с горячей водой и несется по садовой дорожке мимо грядок к летнему душу. Черный бак наверху его за день нагрелся от солнца, однако вода едва теплая. За клеенчатой шторой в душе полощется он… Герой-спаситель…

– Третий раз уже намылился, а все разит от меня, – жалуется он Гарифе из-за шторы. – Как пацан?

– Веселится. Он больной у нас. Такой родился. – Гарифа ставит тяжелое ведро на траву. – Я воды согрела. И… спасибо тебе! Если бы не ты… Марат бы утонул.

– Какие благодарности. Сделал что должен. Любой бы на моем месте так поступил. А ты перепугалась. Успокойся, теперь все позади. Я здесь, с тобой, – говорит он просто и без всякого пафоса из-за шторы летнего душа. Голос у него юношеский, мужественный.

– Никогда тебя не забуду. Ты теперь для нашей семьи… для меня родной человек. Мы в неоплатном долгу у тебя. Держи ведро.

Гарифа осторожно отводит в сторону клеенчатую штору душа и пытается просунуть ведро. Штора неожиданно срывается с крючков, и край ее падает вниз.

Он стоит обнаженный в струях льющейся из бака воды. Капли ее блестят на его загорелой коже. Он хорошо сложен. Он сильный, он ее старше на пять лет. Ему двадцать четыре. Их взгляды скрещиваются, словно клинки. Он не смущен, не скован. Он не робок. По-мужски прямо и властно он смотрит ей в лицо, где один глаз живой, а вместо другого…

– Дреды твои похожи на змей. – Он наматывает ее дреды на кулак и притягивает к себе – в душ. – Носи черную повязку на глазу, как пиратка… Такой кайф!

– Хорошо. Как велишь мне, мой господин. – Гарифа уже не помнит ни о выгребной яме, ни о братике, ни о вони, что окутывает их облаком вместе с ароматом вечерней летней свежести и шиповника, что буйно разросся возле душа. Они начинают бешено целоваться. Он через голову стаскивает с нее мокрый сарафан, стягивает трусики. Ласкает языком ее изуродованный глаз. Неужели ее уродство возбуждает и притягивает его?

А затем они перекочевывают в затопленную баню и моются там долго, занимаясь любовью на деревянной лавке и на полу до самого рассвета…

– Куда потом делся этот Алик? – нетерпеливо поинтересовался Гектор.

– Вернулся в Москву на учебу. Уже после убийства… Лето наше закончилось.

– Фамилия его как?

– Мне было девятнадцать лет, я в те времена фамилиями парней не интересовалась, – отрезала Гарифа. – После убийства Полины и Аглаи в городе многое изменилось, воцарилась очень тяжелая атмосфера…

– И больше вы с Аликом не встречались? – тихо спросила Катя.

– Нет. С кем я, уродина, могла встречаться? – Гарифа вызывающе вскинула голову – взгляд Медузы испепелял Катю, словно пытался обратить ее не в камень – в золу.

– Больше об Алике ничего не вспомните? Мы