Шрифт:
Закладка:
Из нужды рады что-нибудь продать на барахолке и пенсионеры нетурецкого происхождения. И не только пенсионеры. Вокруг времени отпусков и перед началом школьного учебного года многие приезжают что-нибудь продать из-за отсутствия денег «на покушать», как выразился один наш собеседник-одессит.
О неблагополучии многих обитателей блошиных рынков и барахолок старшего поколения свидетельствует их преждевременный по сравнению со среднестатистическими показателями уход из жизни. За три года посещения одних и тех же мюнхенских блошиных рынков мы недосчитались не менее дюжины постоянных торговцев, внезапно исчезнувших в возрасте около 70 лет. К их числу принадлежит и Манни.
По блошиным рынкам бесконечно курсируют истории о золотом времени, когда за несколько часов еженедельно зарабатывались тысячи немецких марок. Теперь не так: на толкучке не разбогатеешь – покупатель стал не тот.
* * *
Воплощением неблагополучия на барахолке для меня стал пожилой завсегдатай одной из мюнхенских толкучек. Это был согбенный старик с косматой черной бородой с густой проседью. О том, что он одинок и беден, свидетельствовали его бесцветная от старости, ветхая одежда и нестерпимый запах старого, нездорового и немытого тела. Вероятно, в прошлом он был коллекционером или торговцем, возможно, специализировался на антиквариате или живописи. Его здесь знали и с почтением приветствовали. Он с интересом рассматривал картины, особенно у фургона «ликвидаторов домашних хозяйств». Иногда ему что-то продавали ниже всякого «болевого порога». Но обычно он ничего не покупал и не присаживался в кафе. Из-за неухоженной внешности и невыносимого запаха к нему трудно было приблизиться. Несмотря на жгучее любопытство, я не смог преодолеть себя и завести с ним разговор. Он оставался одиноким и на блошином рынке, который многим дарует иллюзию принадлежности к общности.
В нашем случае дезориентация по поводу социальных статусов обитателей блошиного рынка усугубляется принадлежностью к другой культуре с иными представлениями о богатстве и бедности, а также тем обстоятельством, что в Германии за пределами налоговой декларации не принято обсуждать свои и чужие доходы. Перед нами и не стояла задача с помощью якобы надежных исследовательских процедур дотошно выяснять уровень материального благополучия завсегдатаев блошиного рынка. Мы с уважением относились к желанию наших «респондентов» сохранять анонимность, характерную для стиля общения в этом странном месте. Поэтому и неблагополучие на мюнхенском блошином рынке – не более чем наше ощущение. Оно не является статистически выявленной, методически определенной, научно обоснованной величиной. Оно воспринимается нами как некое неяркое мерцание. Как и многое другое на блошином рынке.
Рейнхард и другие знакомства
За несколько месяцев до смерти Манни я стал чаще задерживаться у его прилавка. Нет, не то чтобы я вошел в круг его солидных постоянных клиентов или тем более его друзей, но мы явно симпатизировали друг другу, и впереди нас ждала совместная работа, которой мы оба открыто радовались. Я начал внимательнее присматриваться к важному будущему респонденту и, как я полагал, одному из главных героев книги в качестве проводника по незнакомому ландшафту, сулящему множество приключений, – по блошиному рынку. И поэтому стал с интересом примечать круг знакомых Манни, которые останавливались у его прилавка, как и я, чаще и дольше случайных посетителей.
Среди них я довольно быстро выделил мужчину лет пятидесяти, который появлялся на блошином рынке раз в неделю, примерно в одно и то же время. Около десяти часов утра высокий темноволосый ухоженный мужчина в дорогих очках, аккуратно и практично одетый, с маленьким рюкзачком за широкими плечами в одиночку или в сопровождении миловидной светловолосой женщины подходил к прилавку Манни и изучал новинки, раздобытые тем за неделю на аукционах и у частных продавцов. Иногда Манни извлекал из бесчисленных упаковок или карманов куртки какое-нибудь украшение, заранее, по договоренности отложенное именно для этого клиента или его спутницы. Они общались непринужденно, пересыпая беседу шутками. Обсуждались не только новые приобретения или объекты поисков, но и новости местной и международной политики. Я в их разговоры не вступал.
Приметная пара могла подойти к Манни в течение дня несколько раз. Женщина порой по своей инициативе и как бы машинально начинала упорядочивать товары на его столе. Мужчина со спутницей иногда подменяли Манни за прилавком, когда тому необходимо было ненадолго отлучиться. Как правило, во второй половине дня, когда поисковый ажиотаж оставался позади, а дела на рынке шли к концу, пара могла остаться сидеть за прилавком Манни и после его возвращения из короткой отлучки, продолжая неспешную беседу, прерываемую визитами посетителей.
Через неделю после известия о смерти Манни я лицом к лицу столкнулся в дальнем конце рынка с этим мужчиной из ближайшего круга знакомств Манни. И спонтанно заговорил с ним. Он тоже был шокирован печальным событием. Мы представились друг другу и сразу перешли с Рейнхардом – назовем моего собеседника так – на «ты». Я рассказал ему о несостоявшемся исследовательском и книжном проекте, в котором Манни отводилась ключевая роль. Да, Рейнхард слышал об этом от умершего друга, который, по его словам, ценил меня. Моя идея продолжить, несмотря на изменившиеся обстоятельства, проект о блошином рынке и посвятить его памяти Манни вызвала у него энтузиазм. Рейнхард сразу же согласился всячески помогать реализации этого замысла Мы договорились встретиться как-нибудь, чтобы продолжить обсуждение этой темы.
* * *
Четыре недели спустя мы сидели с Рейнхардом и его женой Биргит в кафешке на блошином рынке. Внимательно выслушав мои эмоциональные, сбивчивые идеи по поводу предстоящего исследования, Рейнхард подтвердил готовность мне помогать. В течение следующих встреч он щедро делился информацией о правилах торговли на блошином рынке и о наиболее частых их нарушениях, провел для меня небольшую экскурсию по рынку и познакомил с наиболее интересными и надежными потенциальными респондентами[252].
Вот Фриц, давний постоянный клиент Манни, он время от времени покупал у него украшения, каких здесь больше не найти. Фриц разыскал фотографию покойного друга и вставил в рамку, чтобы на столе в здании, где Манни арендовал постоянное место, осталась память о нем. А вот Фридрих, его прилавок расположен под навесом, самый надежный и стабильный на всем блошином рынке. В 42 года он после операции на сердце вынужден был сменить профессию и образ жизни, перекочевав на блошиный рынок. Он начинал торговать золотом, но дело не пошло, и он перешел на успешную торговлю серебряными предметами. Но главное для него здесь не торговля, а удовольствие от общения[253]. А это Андреас – его неразлучный друг и сосед по прилавку. Вот дама, у которой всегда и для любого прохожего найдутся шутка и доброе слово. А вот эта пара, к сожалению, отказалась дать интервью, несмотря на симпатию к моей затее.
* * *
Рейнхард и Биргит чувствуют себя на блошином рынке как рыбы в воде. Рейнхард с детства сопровождал отца, который коллекционировал марки, открытки и фарфоровую пластику, в путешествиях по рынкам антиквариата. Сам он – собиратель марок, старинных серебряных монет и табакерок. К тому времени, когда он познакомился с будущей женой, оба были страстными завсегдатаями блошиных рынков.
Биргит – человек с открытым сердцем. Прикладное образование в области дизайна, огромные знания в ювелирном деле, опыт купли-продажи на блошином рынке и зоркий глаз на старинные украшения среди развалов бижутерии позволяют ей без специальной техники определить подлинность, размер и чистоту бриллиантов. Посещать переживавшие тогда бум блошиные рынки она начала в юности – не под влиянием родителей, а ведомая интересом к ловко выполненной старинной ручной работе, качественным материалам и необычным людям. Уже много лет она сама время от времени торгует на толкучке, собирая для этого маленький прилавок с изысканной экспозицией женских аксессуаров. Творческая жилка позволяет ей дарить вторую жизнь вещам, предназначенным на выброс. Так, более 30 лет назад она спасла от уничтожения старинные окна в оловянных рамах, сложенные на чердаке здания суда в ожидании вывоза на свалку. Узнав об этом от матери, которая работала в здании, она своевременно за небольшую сумму выкупила их и превратила в двери уникальных шкафов, сопровождавших