Одержимый новым сочинением, Мусоргский был поглощен им и на службе, и дома, и на улице, и даже в гостях. Работа шла быстро. Начав оперу в октябре 1868 года, Мусоргский уже 4 ноября написал первую картину, а 14 ноября — вторую. В декабре была закончена сцена в корчме.

Даргомыжский горячо поддерживал его. Стасов, чувствуя, что композитор создает нечто грандиозное, всячески старался помочь. Это он нашел в одном из сборников текст для знаменитой песни Варлаама «Как во городе было во Казани».

Весной 1870 года автор представил законченную оперу в дирекцию императорских театров на Театральную улицу (ныне улица Зодчего Росси, дом № 2). Спустя несколько месяцев, 10 февраля 1871 года, состоялось заседание оперного комитета. В него входило семь человек. Единственным компетентным музыкантом в комитете оказался Направник. Остальные члены были безвестными музыкантами, к тому же иностранцами. И хотя некоторые считались неплохими исполнителями, ждать от них компетентного мнения не приходилось. Как могло такое жюри понять новаторскую музыку Мусоргского, если «Борис Годунов» не имел ничего общего с сочинениями, составляющими основу повседневного репертуара петербургских театров? Не привычным казалось, например, отсутствие значительной женской роли и любовной интриги. Композитор сознательно отказался от того и другого: ему хотелось сосредоточить внимание на двух образах — царя и народа.

Комитет отклонил оперу: при голосовании на шесть черных шаров пришелся лишь один белый. Друзья беспокоились — как примет этот приговор Мусоргский. Шестакова, которая первой все узнала, немедленно вызвала к себе композитора, а также Стасова. Сообща они стали обсуждать, как спасти оперу. Решено было, что надо ввести любовную интригу. Модест Петрович признался, что кое-что он раньше сочинил — сцены с Мариной Мнишек и иезуитом Рангони — и лишь потом отказался от них. Композитор энергично принялся за работу. Он не ограничился вставкой «Польского акта», где сплелись любовная и политическая интрига, но переработал и написал заново еще ряд сцен.

В то же время создавал оперу другой член «Могучей кучки» — Римский-Корсаков. Его оперным первенцем была «Псковитянка» (по драме Л. А. Мея), законченная в 1872 году.

Бородин также не отставал. В 1869 году он увлекся сюжетом «Слова о полку Игореве» и приступил к созданию оперы. Тогда же состоялась премьера оперы «Ратклиф» Кюи. Давнишние заветные мечты Балакирева о новой русской опере успешно воплощались.

3 января 1869 года «Санкт-Петербургские ведомости» поместили рецензию на оперу Направника «Нижегородцы», подписанную буквой «Н». Автор ее — Николай Андреевич Римский-Корсаков. Рецензия дает яркое представление о том, что в те годы в кружке считали отжившим и ненужным в оперном жанре, а что — необходимым.

Рецензент подвергает критике рутинные оперные формы. Произведение, считает он, должно строиться согласно логике развития сюжета. Завершенные музыкальные номера — арии, дуэты, квартеты — хороши лишь в том случае, если они оправданы сценической ситуацией. Использование их «по инерции», потому, что так в большинстве случаев сочинялись оперы раньше,— нарушает логику развития сценического действия. Римский-Корсаков подтверждает сказанное убедительным примером. В опере «Нижегородцы» есть сцена, в которой Минин призывает народ отдать все свое состояние:

Заложим наших жен, детей,

Но выкупим страну родную!

«Идете ли?» — вопрошает он, обращаясь к народу. Однако народ молчит: композитор по традиции завершает арию оркестровой концовкой — в ущерб смыслу. Лишь когда оркестр доводит номер до конца, хор восклицает: «Готовы!» Так следование штампу дает абсурдный эффект.

Большое значение рецензент придает оперному либретто. Плохо, когда либретто представляет собой набор малосодержательных фраз, изобилует «бесчисленными и бессмысленными повторениями одних и тех же стихов и слов». То, что их удобно петь, не может служить оправданием.

В качестве примера Римский-Корсаков приводит ансамбль: «Как я люблю!» — поет героиня; «Как любишь ты!» — восклицает герой; «Как любит она!» — аккомпанирует хор. Музыка топчется на месте, нет ни внутреннего действия, ни внешнего. «Подобными нелепостями, — пишет Римский-Корсаков, — наполнены, к несчастью, все оперы... Много подобных тому несообразностей принесла с собой выработавшаяся рутина, но публика слушала и наслаждалась... С течением времени изменяются и требования вкуса». Далее критик выдвигает важный тезис: «В настоящее время уже стало невозможно писать оперы в таких формах; требуется полная осмысленность текста и полная солидарность с ним музыки».

Балакиревцев давно привлекала народная опера-драма. Молодые композиторы считали, что их задача состоит не только в том, чтобы выразить глубокие душевные потрясения отдельных героев, обрисовать их сильные характеры. И Мусоргского, и Римского-Корсакова, и Бородина в те годы интересовали острые социальные конфликты, они стремились показать народ как главную действующую силу истории. В этом, прежде всего, видели они возможность быть близкими к современности, к эпохе 60-х годов. В своих операх члены «Могучей кучки» представили народ крупным планом, связали с его судьбой судьбу отдельных персонажей, раскрыли его роль в свершении исторических событий.

Как оперу-драму первоначально задумал Бородин свое сочинение на сюжет «Слова о полку Игореве».

Этот сюжет подсказал композитору В. В. Стасов. На одном из музыкальных вечеров у Шестаковой Владимир Васильевич увлеченно говорил о том, каким он представляет себе будущее произведение, горячо убеждал композитора работать, обещал помочь. И действительно, Стасов с энтузиазмом развивал свою идею. Он переворошил немало старых и новых книг, летописей и разработал подробный план оперы, который сразу отправил Александру Порфирьевичу. «Не знаю, как и благодарить Вас, добрейший Владимир Васильевич, за такое горячее участие в деле моей будущей оперы,— писал ему композитор.— ...Ваш проект так полон и подробен, что все выходит ясно, как на ладонке... Мне этот сюжет ужасно по душе. Будет ли только по силам? Не знаю. Волков бояться — в лес не ходить. Попробую».

Бородин изучал материалы, доставляемые Стасовым, побывал близ Путивля, где происходили события тех далеких времен. Вскоре начали появляться музыкальные наброски.

Но весной 1870 года композитор неожиданно прекратил работу. Он понял, что опера-драма на этот сюжет не выйдет. «...Мне опера (не драматическая в строгом смысле) кажется вещью неестественною»,— признавался он. И «Князь Игорь» был отложен. Лишь четыре года спустя автор вернулся к начатому сочинению.

Огорченные друзья сетовали, что зря пропадает уже сочиненная музыка, но Александр Порфирьевич успокаивал их: он, мол, пишет Вторую симфонию и кое-что использует в ней. Вскоре новая симфония стала предметом обсуждения и горячих восторгов в кружке. Уже в мае 1870 года демонстрировался большой фрагмент первой части. «Корсец (Н. А. Римский-Корсаков.— А. К.) неистовствовал и говорил, что