Она отчаянно хотела, чтобы Десерней остался после того, как все остальные уйдет, и так настойчиво пыталась скрыть это желание от всех своих отбывающих гостей, что избегала говорить с ним. Это означало, что каким-то образом она полностью потеряла его из виду. Стоя вместе с Себастьяном Кулом на верхней площадке лестницы, она едва слушала то, что он говорил. Ее преследовала мысль, что Десерней мог каким-то образом ускользнуть в своей непредсказуемой манере, неправильно истолковав ее беспокойство и напряжение как пренебрежение. Ею не только овладела мысль, что он преследовал ее, в действительности она сама этого хотела. А что, если по горькой иронии он выбрал именно этот момент, чтобы прекратить свое преследование?

Наконец полковник Кул простился и уехал. София стояла на пороге, глядя, как он исчезает из виду. Его фигура казалась темной на фоне белой попоны лошади. Наконец аллея опустела, и шум шагов по гравию стих. Она заставила себя решиться на то, чтобы вернуться внутрь и обнаружить дом тоже затихшим. Однако две вещи оставляли ей надежду, что Десерней не уехал: он не попрощался с ней и она не видела, чтобы его карету подгоняли к крыльцу.

Его ласкающий голос раздался позади нее.

— Леди Гамильтон, мои извинения. Меня задержал ваш сын.

Зная, что она не может скрывать свое внутреннее возбуждение, София посмотрела на него через плечо.

— Я был любезно приглашен в его комнату, чтобы поглядеть из окна на пролив. Затем я был взят в плен в крепость. — Он подошел и стал рядом с ней. — Я увидел большую часть вашего красивого дома. Могу я получить разрешение осмотреть сад?

София колебалась, и он сделал один шаг вниз по ступенькам, затем повернулся, чтобы взять ее за руку.

— Пойдемте. Мы можем насладиться последними лучами заходящего солнца.

София сделала вид, что сосредоточена на ступенях, когда он вел ее вниз, но она ничего не осознавала, кроме ощущения своей руки в его. У основания лестницы она высвободила ее и остановилась, подняв глаза на его лицо, едва способная поверить, что этот момент наконец-то наступил. Но она совершенно не знала, что ей делать дальше.

Едва овладев своим голосом, она произнесла:

— С внешней стороны сада растут в основном розы… но они еще даже не выбросили бутоны. Кустарники… да, только кустарники. Возможно, вы предпочли бы увидеть посадки? Некоторые из деревьев во фруктовом саду уже цветут.

— С удовольствием.

Они шли рядом, его ботфорты скрипели по гравию. Когда они подошли к тенистой части участка, София задрожала, и он сразу же остановился.

— Вы замерзли! Позвольте мне вернуться и принести вам шаль.

— Нет-нет. Откройте ту дверь, пожалуйста. Если пройти насквозь, там находится сад с травами. Вы видите, как он поймал в ловушку солнце?

Солнце, клонившееся к закату, было все в дымке. Жара, которая накапливалась целый день в стенах из красного кирпича, излучалась в сад, наполняя воздух смешанным ароматом мяты и тимьяна, окаймленного запахом разогретого солнцем розмарина. Они обошли вокруг тщательно ухоженных грядок, и она назвала ему некоторые растения. Когда они подошли к чаберу, она не знала его французского названия, поэтому наклонилась и сорвала несколько веточек, чтобы посмотреть, узнает ли он аромат. Затем она сорвала листик базилика, но он не позволил ей положить его ему на ладонь.

— Разве вы не знаете? Базилик означает ненависть.

Она бросила листики на гравиевую дорожку и засмеялась.

— Значит, вы суеверны?

— Очень.

У двери по другую сторону он остановился, положив руку на щеколду, и посмотрел вниз ей в глаза. От лавандовых кустов с каждой стороны, залитых солнечным светом и наполненных громким гудением пчел, исходил вяжущий аромат листьев, замаскированный сладким нектаром. Его голос был таким мягким, что он едва нарушал душистый воздух между ними:

— Вы знаете настоящее значение слова «Эдем»? Оно означает сад, обнесенный стенами. Зачем уходить из него?

Но он открыл дверь и выпустил ее.

Огород, безлюдный в это время, подвергся набегу утром для сбора некоторых овощей, необходимых для обеда. Ряды бобов выглядели так, будто сквозь них пронесся ураган, а на некотором отдалении от них масса других овощей процветала на своих аккуратных симметричных грядках. Еще на некотором расстоянии располагался домашний фруктовый сад, множество голых веток, с легким оттенком глубокого розового на сливовых деревьях.

— Все это выглядело точно так же в течение последних нескольких сотен лет. Ничто не меняется в Клифтоне.

— Вам нравится здесь? Или вы хотели бы жить в Бирлингдине?

Она посмотрела на него в изумлении.

— Гарри когда-нибудь будет жить там. А я — нет, никогда. Мой дом здесь.

Выражение его лица было одновременно озабоченным и веселым. Он вытянул вперед руку и легонько коснулся ее рукава, удерживая на мгновение между указательным и большим пальцем зеленый муслин, разрисованный веточками.

— Вы родились здесь, выросли здесь, как ива, которая уходит корнями так глубоко, что ее невозможно пересадить. — Он опустил свою руку. — Но вы — тайна. Вы также отправились на другой край света недолго думая.

Она улыбнулась и скрестила руки на груди, прикрывая локти ладонями.

— Я была вместе со своим отцом.

Он не улыбнулся в ответ.

Она произнесла легко:

— А теперь, месье, ваша экскурсия будет неполной без осмотра оранжереи.

— Конечно, — сказал он. — Становится прохладно. Я не должен держать вас на открытом воздухе.

Небо заволакивали облака; усилился ветер, унося тепло. София повела его вверх по травянистому склону через фруктовый сад по направлению к аллее из кипарисов, которые частично скрывали сверкающую часть строения. Это было сумасбродство, построенное ее прадедушкой, изысканное сооружение, сконструированное из широких листов искривленного стекла, забранных стальными переборками.

Внутри в это время дня было сумрачно и тихо. Она ожидала найти там главного садовника, но быстрый взгляд вдоль каждого прохода никого не обнаружил.

— Вильямс?

Ответа не последовало.

София была наедине с Десернеем — момент, о котором она так мечтала и которого так страшилась. Ей хотелось прижаться к нему, понять, что руководило им. Был ли это момент откровения, когда она осмелилась открыть для себя того человека, которым он действительно был? Она посмотрела вокруг, ее сердце сильно билось, в то время как она пыталась сохранять спокойное выражение лица.

В том месте, где они стояли, стойки по обеим сторонам были увиты орхидеями. Большинство их отцвели в середине зимы, но там и тут дендробиумс поднимал свои яркие головки.

— Они — гордость и радость Вильямса, — услышала она свой собственный голос. — Он обычно здесь в это время, наблюдает за поливом.

— Красиво, — сказал он тихо.

София медленно шла среди распускающейся зелени,