Шрифт:
Закладка:
По плечам, спине и рукам перекатываются мышцы. Капельками скатывается пот. Его лицо то напряжено и сосредоточено, то губы улыбаются…
Он командует Полине:
– Поднимешься на чердак? Там коробки с Настиными игрушками есть… Может малые выберут себе что-то…
Это предложение ненадолго ввергает в ступор, но Полина опять не возражает. Ему виднее.
Находит те самые коробки, с помощью мальчиков сносит вниз, они занимают себя разбором.
Те игрушки, которые были у погибшей Насти, сильно отличаются от тех, которыми ломились её коробки. Здесь всё куда проще. Многое, наверное, досталось в наследство еще от Гавриловой мамы, но в Полине их разбор вызывает восторг явно не меньший, чем в остальных девочках.
К забору то и дело кто-то подходит и заглядывает внутрь. В основном – взрослые мужчины и женщины.
Поначалу это вызывает в Полине дискомфорт, но она видит, что ни Гаврила, ни его гости не реагируют, и понемногу успокаивается.
Это деревня. Здесь, наверное, не существует совсем уж личной жизни…
Что больше всего интересует она – Поле понятно. Как и то, что она вряд ли произведет совсем уж хорошее впечатление. Потому что… Если в Любичах есть молоденькие девочки, которым уже бы замуж – о лучшем зяте и мечтать нельзя.
Но безнадежно. Он – Полин.
Никому не отдаст.
Ближе к пяти дети разбегаются по домам. А Полина с Гаврилой собираются в церковь.
Зачем откладывать? Полине тоже интересно.
Мандраж оставляет ее почти сразу, стоит войти внутрь. Гаврила знакомит её с тем же батюшкой, который нашел их на пляже. Теперь Полина чувствует себя куда уверенней – она одета, ещё и в платке.
Взгляд батюшки отличается от тех, кто заглядывал за забор дома Гаврилы, и тех кто рассматривал во время службы. В нем нет стремления оценить. Полину мурашит даже, потому что… Кажется, в Любичах не один Гаврила душевный.
– Рад познакомиться, Полина… Вы к нам почаще приезжайте… И приходите…
– Отец Павел, можно крестик посвятить?
Вопрос Гаврилы оказывается неожиданным, но Полина не противится. Его подарок святят в Любичевском храме.
Том же, фотографии которого Полина когда-то стыдливо рассматривала, вбив название деревни в Гугл.
Вернувшись домой, она чувствует себя опустошенной, но счастливой.
Есть уже некуда. Куда больше хочется поваляться.
Они себе в этом не отказывают.
Занимают опять маловатый для двоих диван в гостиной на первом этаже.
Но если лежать в обнимку – сойдет. А они постоянно в обнимку, если есть такая возможность.
Гаврила гладит Полину по спине и плечу, она дышит, вжавшись носом и губами в его шею.
Ей так хорошо просто лежать, что даже секса не хочется. Всё может измениться через секунду, но вот сейчас и вот так – идеально.
Под цокот настенных часов её память впитывает момент, который останется с ней на всю жизнь…
– Скажи мне, а Поля, она…
В ушах до сих пор периодически взрываются счастливым визгом воспоминания о девочке. Полине важно, а Гаврила почему-то не спешит отвечать.
Гладит молча, хмыкает…
Касается подбородка и тянет за него вверх. Чтобы запрокинула голову и смотрела в глаза.
Смеющиеся.
– Ты уже для каждого придумала душещипательную историю, да? – Полине стыдно, но отвечать ложью не хочется. Она моргает. Если честно, да. Судя по всему, зря…
– Здесь не так-то плохо жить, Поль. Детям хорошо. Очень не так, как в городе. Но они тут не голодают и любят их тут не меньше, чем городские родители. Кому-то не везет, конечно. Но разве в городе пьяных отцов нет? Разве в городе мать детей не бросает?
Есть, конечно. И бросают. Снобизм тут неуместен, Гаврила прав.
Да и честно говоря… Только побывав тут, Полине становится окончательно понятно, насколько Гаврила больше и лучше знает жизнь. Теперь она бы тоже хотела, чтобы её дети если не росли тут, то хотя бы бывали.
Жалко только,егоЛампы тут больше нет.
– У Полины хорошие родители. Чуть старше меня – я их со школы помню. Одноклассники. С двенадцати лет вместе, представляешь? Отец уезжает часто – на заработки. А Маруся с Полиной тут его ждут. Они и второго вот скоро рожать будут. Братика твоей звонкой…
Гаврила так точно подбирает слова и характеристики, что искать новую зацепку для того, чтобы себя накрутить, бессмысленно.
– Успокоилась?
Полина кивает. Да.
Получив поцелуй в губы, снова вжимается в его шею. Сильнее обнимает руками. Замирает, прислушиваясь…
Осознает, что ей сейчас так хорошо, что аж в груди больно. А может больно потому, что конечно…
Дыхание сбивается, учащаясь…
– Эй…
Гаврила слышит это, снова пытается от себя оторвать и заглянуть в глаза. Но на сей раз Полина не дает. Жмурится, выдавливая слезы на кончики ресниц. Дрожит немного, благодаря без слов за то, что Гаврила сильнее укутывает собой.
Она не хочет жить в мире, где всё это может кончиться. Она себе навсегда его хочет. Общую Полину. Счастья в этом доме.
– Да, Серый… Да… Я померил. Нарисовал вот… Тебе завтра завезу, как уезжать будем… С бабками, конечно… За спасибо ж ты херню сделаешь…
Полина слушает разговор Гаврилы по телефону в пол уха, а всё равно улыбается, когда смеется её Гаврюша и какой-то Серый с другой стороны.
Знает, с кем и о чем Гаврила сейчас.
Заказывает у плотника-односельчанина нормальную кровать.
Завтра им уезжать, а все ночи, кроме первой, они провели по сути в гнезде из бесконечного количества покрывал на полу.
На кроватях тесно, они здесь сплошь односпальные. В деревне принято работать, уставая – крепко спать, а не разлеживаться на мягких перинах. Диван не раскладывается. Когда сексом занимаются – всё скрипит и грозит развалиться. И пусть в моменте это не волнует совершенно, но грохнуться как-то не хочется.
Поэтому твердый пол и перспектива, что приехав в следующий раз – будет уже кровать.
В том, что еще сюда приедут, Полина не сомневается.
Будет врать о любом существующем и несуществующем острове, лишь бы снова оказаться в Любичах.
Просыпаться в пять утра от петухов или ощущения, как мужские пальцы крадутся по ее телу вниз. Терять стыд и совесть. Употреблять еду с таким насыщенным вкусом, который не встретишь ни в одном ресторане молекулярной кухни.
Бесконечно болтать, для Гаврилы готовить, его желания угадывать… И предугадывать тоже.
