– Ресурса не хватает?

– Вот-вот, ресурса.

– Понятно, – киваю я. – А вы только на хоккей будете принимать?

– Нет, на всё хотим. И, может быть, не только на спорт. Но это ещё посмотрим. Короче, сам сказал, идея ничего не стоит. Но ты ставить, естественно, можешь. И тут, как раз, хорошо, что ты не в деле. Врубаешься?

– Поясни, – говорю я.

– Будем твои ставки, всем показывать. Ты же хотел быть типа спецом, ну вот и будешь, но не прогнозами будешь торговать, а просто ставить и выигрывать в восьмидесяти своих процентах. И люди будут видеть, что ты фартовый, просекаешь? И будут знать, что ты не в доле. Постепенно начнут ставить так же, как ты. Сечёшь? А потом, иногда ты будешь ставить не так, как правильно, а наоборот. А я, вернее, мой человек будет ставить, как надо. И тогда, сечёшь мазу, да? И тогда мы будем срывать банк. И тебе тоже будет с этого обламываться, и прям неслабо так.

– Сечь-то я секу, но риск всё равно есть, что я не угадаю.

– Ну ты уж постарайся, – говорит Рыжий, – поднатужься и угадай. Один раз такое ещё может проконать, но больше, нет.

– Ладно, я подумаю, – отвечаю я. – Подумаю.

– Ну давай, подумай, – соглашается Рыжий. – Ну чё, подумал?

Вот же… Я не отвечаю, соображая, как это дело можно использовать в «мирных целях».

– Подумал, – говорю я после паузы. – Могу попробовать. Но смотрит, чтобы без предъяв.

– Ну так если не за что будет предъявлять, не предъявим.

– Но есть условие, – поднимаю я палец.

– Ну ты нудный, Бро, – качает головой Каха. – Какое?

– Урок должно быть по минимуму. В идеале ноль. Должна быть такая, буржуазная атмосфера, музло…

– Чё?

– Музон, напитки, типа бара что-то. Народ должен прям охрененно туда хотеть попасть. Но чтоб попасть, надо пройти фейс-контроль.

– Это ещё чё? – спрашивает Рыжий.

– Это когда на входе стоит громила и пропускает только тех, кого сочтёт подходящим клиентом. И чтобы внутри была атмосфера безопасности и дружелюбия.

– А это зачем? – разводит руками Каха.

– Чтобы пипл в это гнездо разврата охренеть как хотел попасть и боялся, что не попадёт.

– Какой пипл? – интересуется Рыжий.

– Народ то есть, электорат.

– Заумный ты кент, – качает он головой, – мутный. Мож ну его нах, а, Каха?

Но Каха уже представил прекрасные картины и почувствовал сладкий дурман, неодолимую негу, аромат порока и волнующую атмосферу крутого злачного места. Я вижу, как глаза его затуманились и в них, как у мультипликационной американской утки заплясали значки доллара, пардон, рубля. Пиастры! Пиастры!

– Да погоди, Рыжий, не начинай, – отмахивается он от дружка. – А где взять клиента нормального?

– А где точку делать решили? Только не на хате какой-нибудь левой. Палево это. Уровень ниже плинтуса.

– Это как?

– Низкий значит, отстойный, кончитный, плохой, фуфлыжный, ёпта.

– Бляха, ты прям новый Даль и Ожогов, – ржёт Каха. – Велик и могуч, в натуре, язык русский. По точке решаем ещё. Если будут мысли мудрые, дай знать. По клиентуре тоже. Школяров рекомендовать не надо.

– Я подумаю, поищу. Но от меня много не придёт. И, опять же, я людям порекомендую, значит надо, чтобы к открытию всё было тип-топ, чтобы пришли они и сразу охренели, от того, как у вас круто. И чтобы была гарантия того, что их не поимеют. Ставки должны записываться. Расписки нужно выдавать, чтоб всё без обмана. Думайте, короче. Ладно, я поскакал. Вписываюсь я. На ваших условиях, но со своими уточнениями. Попробую в общем.

– Слышь, Бро, – говорит Рыжий, – говорят, к тебе там мусор приходил. Чё хотел?

Быстро новости распространяются, кто бы мог подумать.

– Да так и не скажешь. Хрень нёс какую-то.

– Какую ещё хрень?

– Да за власть советскую агитировал. Типа, профилактика детской преступности. О вреде плохих компаний и всё такое. Я два раза попал в сводки.

– Ты ж потерпевший, – подозрительно щурится он.

– Алё, какой я тебе потерпевший. Не знаю, в общем. Не нужно водить плохую компанию, если возникают проблемы, надо обращаться к участковому, не желаю ли я вступить в клуб какой-то там, а поступить в школу милиции после армии? Такая шняга. А чё? С какой целью интересуешься?

Он пожимает плечами, но ничего не говорит.

Я прощаюсь. Дело набирает обороты. Это всё, конечно, не по профилю капитана Артюшкина, но что-нибудь да выплывет. Если бы Большак подсказал какой-то объект подходящий, было бы отлично. Просто зашибись…

Иду домой. Надо поужинать, погулять с собакой и идти на встречу с Лидой. Интересно, что она мне скажет. Очень интересно…

Подходя к дому, замечаю Рыбкину. Она болтает с какой-то девчонкой. Выглядит как-то грустно. Чего такое?

– Привет девочки, – приветствую их я, подходя ближе. – Гуляете?

Наташка ничего не отвечает и поворачивается ко мне спиной. Вторая барышня бросает на меня странный испытывающий взгляд исподлобья и тут же отворачивается. На ней меховая, похожая на эскимосскую шапка с ушами, связанными под подбородком. На шнурках болтаются круглые меховые балаболки.

– Ну ладно, Наташка, – говорит она, – побежала я. Завтра в школе увидимся. Пока.

– Пока, Свет, – отвечает Рыбкина. – До завтра.

Света поворачивается и уходит, и Наташа тоже идёт в сторону своего подъезда, не сказав мне ни одного слова. Это ещё что такое…

– Наташ, ты чего, – окликаю её я, но она не обращает на меня внимания и идёт не останавливаясь.

Я обгоняю её и встаю на пути.

– Отойди, – говорит она.

– Нет, – мотаю я головой. – Что случилось?

– Ничего.

Голос, полный горечи, даёт понять, что что-то всё-таки случилось, причём минимально просто ужасное, но вполне может быть даже катастрофическое.

– Говори, – наседаю я.

– Дай мне пройти, – повышает она голос.

– Нет, сказал же уже. Говори, что случилось.

– Ничего, я уже ответила.

– Не ври. Пока не скажешь, я тебя не пущу.

– Размечтался! – огрызается она и пытается сдвинуть в сторону.

Щас!

– Говори, что случилось!

– У