исследования: он считал, что философия хозяйства служит ключом к некоторым общим проблемам метафизики и что хозяйственное отношение человека к внешнему миру имеет первостепенное философское значение[334]. Хозяйственная деятельность, по Булгакову, представляла собой ключ к пониманию отношений субъекта и объекта. Перспектива экономического реализма позволяла разрешить их противостояние. В процессе хозяйствования мир существует для нас только как объект нашей деятельности. Мы убеждаемся в реальности мира исключительно в результате постоянного взаимодействия с ним; разграничение между мыслящим субъектом и абстрактным внешним миром, проводимое философией, не является истинным, ибо в реальной жизни мы находимся в постоянном контакте с внешней реальностью. Субъект и объект не существуют в отрыве друг от друга; напротив, они постоянно взаимодействуют, а процесс их взаимодействия является жизнью.

Взаимодействие субъекта и объекта в хозяйственном процессе происходит благодаря двум функциям: потребления и производства. Потребление есть процесс взаимодействия между организмом человека и механизмом природы. В хозяйственном процессе активное живое начало (субъект) постоянно оказывает трудовое воздействие на мертвую материю (объект) и превращает ее в живую сущность. Это взаимодействие органической и мертвой материи проявляется в пище как средстве их взаимопроникновения[335]. Питание – это процесс, посредством которого лишенный жизненной энергии, омертвелый природный материал используется живым организмом и тем самым превращается в живой организм.

Мы едим мир, приобщаемся плоти мира не только устами или органами пищеварения, не только легкими и кожей в процессе дыхания, но и в процессе зрения, обоняния, слуха, осязания, общего мускульного чувства. Мир входит в нас чрез все окна и двери наших чувств и, входя, воспринимается и ассимилируется нами. В своей совокупности это потребление мира, бытийственное общение с ним, коммунизм бытия, обосновывает все наши жизненные процессы. Сама жизнь в этом смысле есть способность потреблять мир, приобщаться к нему, а смерть есть выход за пределы этого мира, утрата способности общения с ним, и, наконец, воскресение есть возвращение в мир с восстановлением этой способности хотя бы в бесконечно расширенной степени[336].

Однако если питание – это изначальный способ взаимодействия между человеком и природой, то труд представляет собой осознанное, активное воздействие человека на природу в процессе хозяйствования, в конечном итоге приводящее к отражению природы в человеке. Производство – это прежде всего система объективных действий, включающая в себя взаимодействие субъекта и объекта; это воздействие субъекта на объект. Продуктом хозяйственной деятельности является субъект-объект, то есть элемент из мира природы, в который была вложена человеческая энергия. Труд – объективированная человеческая реальность – это неразрывное звено, соединяющее субъект и объект[337]. Сознательная работа человека над природой становится средством для осуществления заключительной части процесса хозяйствования: природа становится целостной, осознает все свое бытие только благодаря этой взаимосвязи, инициированной человеком.

Хотя человек остается неизмеримо далек от обладания природой, но ему открыт путь к нему. Природа есть пассивное, рецептивное, женственное начало, человек – активное, мужественное, сознательное. Таким образом, природа с господствующим в ней слепым интеллектом или инстинктом только в человеке осознает себя, становится зрячею. Природа очеловечивается, она способна стать периферическим телом человека, подчиняясь его сознанию и в нем осознавая себя[338].

Сексуальная метафора Булгакова, предложенный им образ «брака» человека и природы, иллюстрирует его понимание гармоничного союза, достигаемого благодаря труду (в отличие от насильственного покорения природы, за которое ратовал Луначарский). Труд перекидывает мост между «я» и «не-я»[339]. Труд означает воздействие субъекта на объект; это второй после питания способ взаимодействия между мирами живого и неживого.

Понятие труда – это больше чем только конкретный аспект производства. Будучи возведен в гносеологический принцип, труд преодолевает разделение субъекта и объекта, ибо он утверждает фундаментально активный характер их отношений. Кантианство с его пассивным субъектом полностью пренебрегало философским смыслом труда; а экономисты, хотя и признавали его важность, просто не понимали его философского смысла. Прежде политэкономия рассматривала труд исключительно в его практическом измерении; трудовая теория стоимости экономического материализма предвосхитила понимание значения труда, но не сумела сформулировать свои философские постулаты. Она свела значение труда к теории цен, в то время как на самом деле важность имело философское понимание труда как моста, связывающего человека и внешний мир.

Понимание труда как философского концепта позволяет нам воспринимать отношения между субъектом и объектом как активные. «Философия должна исходить не из ложного представления о гносеологическом, совершенно фиктивном субъекте, но из единственно данного нам в опыте представления о хозяйственном, деятельном субъекте». Субъект и объект не существуют в статической данности, они постоянно изменяются в процессе взаимодействия. «Это изменяющееся отношение между субъектом и объектом, развитие я в природе, есть жизнь, т. е. рост, движение, не статика, но динамика»[340]. В таком подходе подразумевается интуитивная связь человека с миром; по словам Булгакова, ни одному критическому философу не удалось заставить человечество по-настоящему усомниться в существовании внешнего мира.

В этом деятельном, хозяйственном отношении к миру и заключается жизненное обоснование того «наивного реализма», который составляет всеобщую естественную гносеологию человечества ранее всякой философской рефлексии, который практически сохраняется невзирая ни на какие разрушительные, скептические выводы философского солипсизма.

«Наивный реализм» – это на самом деле просто признание активной позиции человека в мире, другими словами – это описание жизни[341].

Проблема существования внешнего мира возникла в результате искусственной сосредоточенности на придуманном мыслящем субъекте; ее можно полностью снять, если рассматривать человека как активное существо, бытие которого протекает в постоянном взаимодействии с природой. «Труд как основание гносеологии снимает поэтому проблему существования внешнего мира (а также и чужого я) как идеалистическое измышление, фантом отвлеченной мысли»[342].

Такой подход, конечно же, имел последствия для понимания роли философа. Он подразумевал переосмысление самого характера философской рефлексии. Отправной точкой в философии должно стать живое, активное «я». Нет такой вещи, как «чистый» разум, нет абстрактного познающего субъекта, которого философ придумал в стерильной изоляции своего кабинета. Философия, утверждает Булгаков, любит считать себя «чистым» и независимым созерцанием и уклоняется от идеи философии хозяйства; даже сочетание этих двух слов звучит странно. Однако на самом деле философия всегда ориентирована на что-то вне себя, она всегда каким-то образом связана с жизнью. Ибо жизнь предшествует всему: наука и философия зарождаются в ее утробе, а время и пространство представляют собой лишь проявления жизни. Жизнь одновременно рациональна и иррациональна. В дополнение к реальному миру разум способен выстроить огромное абстрактное здание, полностью рациональное и «прозрачное», или понятное; но эта умозрительная конструкция всегда будет иметь глубокие корни в жизни, которая является ее источником. Ни один