– Значит, ты смирилась? – он мельком посмотрел на меня. – Оставила прошлую жизнь и начала новую?

– Да. Я научилась спасать людей в первом измерении. Неплохо зарабатываю при этом. И пусть у меня больше нет собственной гардеробной с дорогими вещами, и машина скоро развалится прямо на ходу, зато я сама решаю, что буду делать сегодня и как проведу следующий день.

– Но ты постоянно прячешься. И кого-то боишься.

– Мы все кого-то боимся. Архиерея, проверяющего документы, соседа, наблюдающего за нашей жизнью из окон своего дома.

Одьен снова посмотрел на меня.

– Как тебя на самом деле зовут? – спросил он.

– Алексис Ней, – ответила я.

Мы свернули в другой квартал, где дома были попроще, и остановились у подсвеченной огнями лужайки. Прямо за навороченной машиной, которую я уже однажды видела. Одьен вышел и подошел к этой машине. Из нее вышла женщина с темно-красными волосами. Ее я тоже уже видела. Одета она была с иголочки. Длинное светлое кашемировое пальто нараспашку, брючный костюм в мелкую полоску, белая блузка с объемными оборками на воротнике, туфли на каблуках, кожаный клатч под мышкой. Типичный офисный стиль для женщины, занимающей руководящий пост. Они обнялись, женщина поцеловала Одьена в щеку и посмотрела на меня. Желание выходить из машины пропало. Вообще все желания пропали, кроме как пересесть за водительское сидение и рвануть оттуда на всех парах.

Я бы так и сделала, если бы Одьен не забрал с собой ключи. Пришлось выйти и кивнуть незнакомке.

– Познакомься, моя сестра Гоаре, – Одьен подошел ко мне и опустил ладонь мне на поясницу. – Гоаре, это Алексис.

– Добрый вечер, Алексис, – улыбнулась сестра.

– Добрый, – кивнула я и отстранилась от Одьена.

– Давно ждешь? – спросил он, пересекая лужайку и направляясь к двери в дом.

– Около получаса, – Гоаре пошла следом за ним. – Сама виновата. Стоило позвонить и предупредить, что я приеду.

– Почему не позвонила? – Одьен открыл дверь и обернулся ко мне, стоящей у машины. – Ты идешь?

– Да, – я пошла к ним.

– Ты бы нашел тысячу причин не появляться дома, – ответила Гоаре и зашла внутрь.

Я вошла следом за ней. Одьен включил свет, забрал пальто у сестры, куртку у меня и повесил все на вешалки в шкаф.

– Проходите в гостиную. Сейчас сделаю нам кофе и разогрею ужин.

– Мамочка до сих пор тебя подкармливает? – Гоаре скрылась за дверью.

– После вашей с Кейдж выходки, она считает своим долгом позаботится обо мне.

– Ну, конечно! – рассмеялась Гоаре. – Ты в этой истории самая пострадавшая сторона!

– А разве нет?

Я вошла в гостиную следом за Гоаре. Скромная обстановка богатого дома заставила меня улыбнуться. Я бы не отказалась жить в такой «золотой клетке». Шелковые обои на стенах, кожаная мебель и хрустальная люстра под потолком. Полы, правда, деревянные, но должны же быть классовые различия между хранителями и райотами?

Гоаре бросила клатч на стеклянный кофейный столик, грациозно присела в одно из кресел, скинула с ног туфли и начала разминать стопы. Я присела в кресло напротив нее. Кроссовки снимать не стала.

– Спишь с моим братом? – Гоаре изогнула одну бровь, обращаясь ко мне.

– Наверное, бестактность – это ваша семейная черта, – ответила я.

– А тебя врасплох не застать, – рассмеялась она. – Кусаться тоже умеешь?

– Умею сдачи давать.

– Этого мало. Нападение – лучшая стратегия защиты.

– Вам виднее, – я отвернулась и начала изучать колонки от голопроектора, вмонтированные в стены.

Одьен вошел в гостиную с двумя кружками кофе.

– Капучино для Алексис и черный эспрессо для Гоаре, – он поставил их на столик.

– Спасибо, – Гоаре взяла кружку и сделала глоток.

– Надеюсь, ты не испортишь аппетит Алексис перед ужином, – Одьен улыбнулся сестре.

– Я постараюсь, – томно ответила Гоаре.

Я взяла кружку со своим напитком и начала пить.

– Благодарить тебя не учили, или ты считаешь, что мой брат обязан приносить тебе кофе?

– Гоаре! – прошипел Одьен.

– Спасибо, Одьен, – произнесла я.

– Не за что, Алексис. На ужин будет тушеная индейка с картошкой и овощами.

– Приготовленная нашей мамой, которая увлекается кулинарией, – вставила Гоаре.

– Не обращай внимания. Это зависть в ней говорит, – Одьен махнул рукой и ушел, наверное, на кухню.

– Любимый сыночек нашей мамы. Матримониальные планы в отношении него и Кейдж не удались, и теперь моя мама лечит свое чувство вины на кухне, присылая ему каждое утро гонца под дверь с контейнерами со своей стряпней. А он, вместо того, чтобы объяснить маме кое-что, молча принимает дары, – Гоаре отсалютовала мне кружечкой кофе и выпила все в один глоток. – Айени при этом никто не кормит, – она поставила кружку на стол, – хотя именно он из всех нас – ее детей – заслуживает готовый завтрак, обед и ужин каждый день. Ты знаешь его историю? – она взглянула на меня исподлобья.

– Знаю, – я отпила капучино.

– Грустно, правда?

– Да.

– Только он продолжает делать вид, что ему весело, – Гоаре улыбнулась. – Никому из нас невесело. Кто-то больше знает, кто-то меньше. Счастливчиком раньше был только Одьен. Младший братик, любимчик мамы. Жил да не тужил в своем мыльном пузыре. Учеба, девушки, работа. Попросишь его о чем-нибудь – никогда не откажет. Простота святая, – вздохнула Гоаре. – А потом увидел то, чего не должен был, и мир рухнул. Ты знаешь, что если бы не Одьен, Айени покончил бы с собой?

– Нет, – я покачала головой.

– Теперь знаешь. Каждому из нас пришлось повзрослеть когда-то. Одьен снял розовые очки последним в нашей семье. И изменился. Переоценка ценностей, кажется, так это называется. И родители уже не такие безгрешные. И старшая сестра не стерва. И брат не всесильный. И приемная сестренка не шлюха, – Гоаре взглянула на меня. – Если навредишь Одьену – я тебя из-под земли достану.

– Я не собираюсь никому вредить, – я отпила кофе.

– Кейдж сказала, что у тебя с ней напряженные отношения.

– Мы – коллеги. И подругами вряд ли когда-нибудь станем.

– Одьен расстроится, если ты не сможешь найти с Кейдж общий язык.

Я поставила кружку с недопитым капучино на столик.

– Это его проблемы.

– Он любит ее.

К горлу подступил ком. Я попыталась улыбнуться.

– Как сестру, – добавила Гоаре.

Кажется, она специально издевалась надо мной.