Не знаю, что будет лучшим вариантом исхода событий: если он откажется или согласится забирать тебя, клушу, продолбавшую всё, что можно и нельзя продолбать… Вдруг занят? Викэнд, мать его! Ничё! Освободится! За Тёмычем должок, так‑то! Вечный и неоплатный.

Девочка, не попробуешь – не узнаешь! Хм… У кого стрельнуть трубку?.. О! К тому толстому дядьке надо подкатить…

Артём

50

Неделя пролетела на одном дыхании. Стремительно ворвавшийся в трудовые будни Тёмыч зарылся в накопившихся за недели прокрастинации завалах по самые ушки.

Парень перебирал бумажки, отсматривал накладные, разбирался с товаром, с завидным рвением и даже остервенением строил персонал.

Воскресенье не стало исключением – точка работает, значит, есть чем заняться. Старший менеджер внезапно попросил посмотреть расхождения «дебита с кредитом». Главный бухгалтер Константин Батькович не реагировал на звонки и сообщения – пришлось обратиться к непосредственному руководителю. Нет, не с ябедами, а за уточнениями и разъяснениями. Пока что.

АраГор не сильно соображал в бухучёте. Вот только у него тоже не сходилось. В складских остатках решил копаться в понедельник.

«Рваные какие‑то выходные. Полдня в “ТЦ” – полдня откисаешь! Иначе пока не получится, заделался в бизнесмены – давай! Вкалывай! И так проволандался неизвестно где практически месяц. Взрослая жизнь, Тёмыч, не подразумевает расслабленных булок! Отец опять же только‑только перестал смотреть на тебя сверху вниз – интересуется, советы по развитию раздаёт, пару клиентов подкинул. Доверяет. Про “гордится” рано, наверное, но до этого обязательно дойдёт… Костян положил большой и толстый на всё… На самом деле, никто ничего другого не ожидал. Инвестор, йопт…» – размышления без пяти минут магната Артёма Алексеевича прервал писк коммуникатора. Неизвестный номер.

– Алло!

– Привет!

– Аля! Новый номер! Здорово, что позвонила…

Сбивчивый, шмыгающий голос прервал на полуслове:

– Помощь нужна. Сильно занят?

– Что случилось? – отрывисто, взволнованно дёрнулся парень. Беспокойство и страшное, опустошающее волнение бомбой рвануло внутри.

– Украли сумку… на «ВДНХ»… Других вариантов, по ходу, нет… – девушку перебивал жуткий воющий ветер.

– АЛЯ! Плохо слышно! Прерывается! Ты на «ВДНХ»?

– ДА! У выхода рядом с эстакадой! Заберёшь? – отчаянно и со всхлипом произнесла последнее слово.

АраГор стал судорожно вспоминать любое заведение, находящееся вблизи станции.

– Зайди в «Космос»! В гостиницу! На первый этаж! В лобби! Сейчас приеду! – практически проорал в трубку название первого пришедшего на ум тёплого помещения.

– Ладно.

На том конце остались только звуки дороги и дурацкий воющий ветер.

– Ты слышала? Повтори!

– В «Космос». В лобби, – явно переходя в рыдания, ответила девчонка.

– Давай! Закажи чаю! Что за номер? Сюда набрать? – Артём старался строить фразы короче.

– Нет… мой разрядился. Дали позвонить… – снова пропадая местами, отозвалась Аля.

– Найду. Дождись в лобби. Не мёрзни!

Гудки.

Не размышляя ни секунды, на автомате, одним движением стащив со спинки стула рюкзак, Тёма пулей вылетел из торгового центра: ни с кем не попрощался, оставил на рабочем столе кипу неразобранных бумажек.

Уже на улице стал ловить машину и параллельно искать номер первого попавшегося городского такси.

Прямо перед ним остановился праворульный «Ниссан-Максима».

Горбач наклонился к водителю, опережая, выпалил «куда едем» и «сколько». Пообещал накинуть за скорость.

Частник согласился, предложил «запрыгивать».

Через двадцать пять минут они оказались на пандусе у главного входа в гигантскую, грязно-коричневую, полукруглую махину гостиницы «Космос».

Артём быстро сунул мужику денег. Вылез было из тачки, но спохватился, попросил подождать – добросить обратно за такую же сумму.

Когда юноша вбегал в крутящиеся двери, «Максима» мигала аварийкой на углу у выезда.

51

Постсоветская входная группа, запах старого, видавшего виды казенного, горчичного ковролина с неразличимым орнаментом, большая деревянная стойка ресепшена, скрипучие, облезлые тележки портье, скучающие охранники – всё, что с первой секунды вычленили глаза бывшего барабанщика.

Нащупав взглядом бар и крупные кресла вокруг низких небольших столов, АраГор рысью направился в их направлении.

В одном из остатков былой роскоши полулежала девушка с кудрявой копной: съёжившись, подобрав колени, обхватив себя руками, как будто держась за живот. В своём длинном, приталенном коричневом пальто на фоне шапки пышных, объёмных медных волос Аля выглядела крохотной, хрупкой, одинокой, испуганной и… нет, не жалкой… трогательной.

На секунду Тёма замешкался – дотронуться или окликнуть: «Лучше сначала подать голос, а то вдруг испугается». Позвал тихо и максимально спокойно:

– Алла…

Никакой реакции. Молодой человек подумал, что обознался. Подошёл ещё ближе, разглядел знакомое красное заветренное (наверное, из-за слёз) лицо. Девчонка спала.

Положил ладонь на мерно поднимающееся плечо. Легонько потряс, повторил нараспев:

– Алла…

– Мм…

– Просыпайся. Поехали домой?

– Артём?

На памяти парня девушка впервые за… за тысячу лет произнесла его имя полностью, не коверкая, без нарочитого отвращения, издёвки. Как тогда, летом… Действительно ждала. Его ждала.

– Малы… – механически начал АраГор. Быстро осёкса. – Аля, вставай. Машина ждёт.

Девочка открыла ярко-алые, как пионерский галстук, глаза. Полные грусти, растерянности, усталости глаза.

С трудом поднялась, опираясь на поручень кресла, продолжая держаться за живот.

Тёмыч рванулся, подхватил, хрипло спросил:

– Что с тобой, тебе плохо?!

Она не отстранились, не отпихнула. Видимо, не было сил. Просипела уже с сарказмом:

– Ага, регулярная ежемесячная пытка за одно паршивое яблоко, миллион лет назад. И то не моё, а какой‑то еврейской тётки, неосмотрительно решившей потрещать со змейкой.

– Давай медленно и верно в сторону выхода, – крепко сжимая рыжую за талию, выдохнул Горбач.

Выйдя на мартовский, завывающий, пронизывающий до костей ветер, Аля шумно втянула носом пропитанный гарью и московским смогом воздух. Тёма всё так же придерживал её чуть ниже рёбер. Осознанно или нет, в памяти всплывали забытые картинки, ощущения почти годичной давности. На адреналине, сами собой – телесная память, сработал знакомый изгиб тела под одеждой? Поднималось физическое, животное возбуждение. Подстёгивала мелкая дрожь девушки.

Уже в машине, практически уложив на себя абсолютно обессилевшую, полудремавшую одиннадцатиклассницу, молодой человек выпалил мучавший его неуместный вопрос:

– У тебя всегда так во время месячных? До обморока?

– Почти… если по графику. Почему интересуешься?

– Тогда… было не больно? – сглотнул Артём. Замер.

– Когда?

– В первый раз… – замер.

– Нет. Там на стрессе. Шли недолго. Буквально пару дней. Сам помнишь. Хотя кому я рассказываю? Насрать тебе было. Всем насрать… По большому счёту… Чувствую себя вещью, знаешь? Домашним питомцем… которого надо кормить, выгуливать… покупать игрушки… но права голоса нет: ходи, куда скажут, делай, что скажут, давай себя погладить, выполняй команды, виляй хвостом, а за лужу по морде… – несвязно,