Действительно, слава Наполеона или, вернее, славушка, gloriole* (* букв. — мелкое тщеславие (франц ).), как ее характеризует сенатор, погибала в Ретяжах с шумом. Хозяин бросил на камень горсть пеплу и произнес сакраментальные слова: "Слава твоя прах и в прах возвращается", — ракета прорезала темноту полуночного неба, подав сигнал к пальбе из мортир. Ничего, верно, не понявшие в этой странной церемонии крестьяне получили 500 крестиков, а съехавшиеся по специальному приглашению окрестные помещики, верно, скрыли недоуменную улыбку за яствами деревенского стола. Кто-то из них сохранил пригласительный билет с колоритным текстом: "Сегодня майя 9-го в селе Воскресенском, Ретяжи тож, по силе помочи деревенской, погребается во прах свой слава Бонапартова. Хозяева просят сделать им и себе честь и удовольствие порадоваться на могилу. Погребение будет по полуночи в 12-м часу на берегу пруда, за плотиною возле сиденья, что с надписью о пленении Парижа".

Различны и многообразны были чудачества русских помещиков. Дворня графа Скавронского хозяином-меломаном приучена была говорить речитативом; Демидов, расставив голых мужиков в партере своего сада на место статуй, отучил дам рвать его цветы, а барон Боде при жизни разработал торжественный ритуал своих похорон, предварительно превратив свой загородный дом в какое-то мрачное подобие Соловков или [нрзб.].

Глинки

 Если бы Глинки, усадьба гр. Я.В. Брюса († 1735), известного сподвижника Петра, находилась за границей — она давно бы послужила предметом монографического исследования и, конечно, вошла бы во все популярные “Бедекеры”[116] и путеводители. У нас же усадьба мало кому известна, несмотря на крайне интересные свои архитектурные памятники и сохраняемое в церкви надгробие — едва ли не самое лучшее и зрелое произведение Мартоса. Время и превратности судьбы оставили, увы, слишком заметный след на усадьбе, насчитывающей теперь уже больше 200 лет своего существования[117]. Действительно, Глинки, пожалованные Брюсу в 1721 году за Аландский мир со Швецией, строились в 20-х годах XVIII века мастером, к сожалению, нам неизвестным, но умелым и недурно знакомым с итальянским зодчеством. Об имени его можно только гадать — был ли то иностранец Микетти или русский зодчий Еропкин — сейчас, не имея ни планов, ни архивных известий, сказать невозможно.

Несомненно одно, Глинки — это небольшая дворцовая усадьба, распланированная в принципах Петергофа и Ораниенбаума. Особенностью расположения построек в этом, некогда с большим вкусом устроенном брюсовском поместье, являются две оси ориентации построек, расположенные под прямым углом по отношению друг к другу. Вероятно, эти условия подсказаны были местностью — впадением в Клязьму живописной Вори. Перпендикулярно последней направлена главная ось усадьбы. Она прежде всего проходит через двор, четырехугольный cour d’honneur, замкнутый домом, и дальше, прорезав его середину, продолжается в планировке парка, перерезает квадратный прудок и оканчивается несколько позднее возникшей церковью.

Двор перед домом с трех сторон обстроен небольшими одноэтажными службами — флигель прямо против дома был впоследствии надстроен, другие же по сторонам носят еще характер первоначального своего назначения — правый жилого помещения, левый кордегардии, то есть караульни, где стоял взвод солдат согласно чину генерал-фельдцейхмейстера, который носил владелец гр. Я.В. Брюс. Таким образом, на дворе наблюдается полное симметрическое расположение построек. Но уже в парке замечается отклонение от этого принципа. Слева от главной оси находится каменный увеселительный павильон, не имеющий "дружка" с другой стороны. Это здание находится в связи с другой поперечной осью усадьбы. Издали, со стороны старого Лосиного завода, находящегося на противоположном берегу Клязьмы, всего яснее выявляется вторая и, в сущности, едва ли не главная отправная точка планировки. Здесь, в центре — узкий фасад дома, как ниже мы увидим, особенно нарядно обработанный, а по сторонам — внешние фасады кордегардии и паркового павильона, находящиеся на совершенно равном расстоянии от центра и совершенно одинаково обработанные с этой стороны, несмотря на абсолютно различное назначение этих двух построек. Вся архитектура довольно широко раскинулась на пригорке, образующем сначала террасу, где устроен большой прямоугольный искусственный пруд с некогда перекинутым через него мостом по оси планировки; ниже расстилается широкая луговина, где синей лентой течет река. Когда-то пригорок и терраса были связаны между собой архитектурными всходами по сторонам гротового сооружения, всходами, ориентированными согласно фасаду дома, подводившими под всю архитектурную композицию декоративно связанный с ней фундамент. Таким образом, здесь откос почвы был использован принципиально так же, как моренный берег в композициях Стрельнинского, Петергофского и Ораниенбаумского дворцов.

Дворец в усадьбе гр. Я.В. Брюса Глинки Богородского уезда. Фото 1940-х гг.

Правда, сейчас нужно некоторое усилие воображения для того, чтобы, мысленно удалив дощатый сарай, восстановив утраченные части, представить себе первоначальный архитектурный ансамбль. Тем не менее он совершенно ясно сохраняется в своих основных частях.

Уже не раз приходилось говорить, что архитектурными памятниками стиля барокко очень небогато русское загородное строительство. Постройки в Глинках, дом в Сватове, Грот, Оранжерейный дом и Эрмитаж в Кускове, дворец в Новлянском[118] над Москвой-рекой, наконец, постройки в Ясеневе — вот, в сущности, и весь репертуар известных нам памятников, конечно, если исключить дворцовые усадьбы под Петербургом и строительство Растрелли в Митаве и Екатеринентале.

Мастера — немцы, итальянцы, голландцы, французы, шведы — оставили в России первой половины XVIII века следы своей строительной деятельности. Задача будущего историка русского искусства — связать их постройки на дальнем русском Севере с характером и стилем архитектуры той страны, представителями которой они являлись, подобно тому, как это было произведено по отношению к Архангельскому собору Московского Кремля или к работам некоторых мастеров классицизма. И, может быть, тогда корни привитой России западноевропейской барочной архитектуры точно определятся в творчестве Де Вальи, Шлютера, Леблона, о которых уже много писалось, и Карла Хёрлимана, чье влияние на петровскую архитектуру через мастеров-скандинавов кажется нам совершенно несомненным. Однако тщательный просмотр форм и деталей глинковских построек не позволяет отнести их ни одному из известных нам иностранных и русских архитекторов первой половины XIX века. Было бы не слишком удивительно, если бы автором их оказался сам владелец гр. Я.В. Брюс, выдающийся и разносторонний ученый своего времени, в чьей библиотеке, как мы узнаем, были сочинения Палладио, Серлио, Скамоцци и многих других теоретиков архитектуры. Близость графа Брюса к искусству, вероятно, послужила к тому, что именно ему поручил Петр I в 1711 году подыскание за границей художников и ремесленников.

Дом в Глинках двухэтажный; нижний имеет подчеркнуто цокольный характер — верхний, более легкий по обработке и украшениям, является