Шрифт:
Закладка:
– Командующий здесь? – спросил он, когда мы подбежали к машине. От Александра Ивановича, казалось, только глаза с черными кругами под ними остались, таким осунувшимся и усталым он выглядел.
– Еще здесь, – кивнул я. – У Тупикова был минуту назад.
– Сейчас, передохну хоть чуть-чуть. – Голдович тяжело дышал, будто он не на машине ехал, а бежал всю дорогу. – Связи не было нигде, ехать пришлось. Нужен приказ… на подрыв мостов…
– Всех успели отвести? – спросил я, стараясь задать вопрос как можно спокойнее.
– Нет… – Было видно, как Александру Ивановичу трудно дался этот ответ. Как и решение. – Но медлить больше нельзя, немцы на отдельных направлениях чуть не в километре.
Кирпонос словно почуял, вышел на крыльцо. Увидев Голдовича, быстро спустился к нему, они переговорили буквально минуту, и за это время лицо комфронта стало почти таким же серым, как и у полковника. Михаил Петрович что-то тихо сказал и пошел назад, не дожидаясь, когда «эмка» уедет.
Похоже, что на этот вечер судьба наша была встречать у крыльца гостей. Не успела закрыться дверь за Кирпоносом, как во двор въехала еще одна «эмка», для разнообразия почище. И тоже подъехала к крыльцу. С переднего сиденья выскочил лейтенант в форме настолько чистенькой и подогнанной, что у меня сразу возникла мысль, что в Кремль я ходил как оборванец. Не обращая ни на кого внимания, он открыл заднюю дверцу машины, и я увидел, как оттуда показывается сапог, такой начищенный, что его можно было сразу посылать на чемпионат мира по чистке сапог. Уверенное первое место обеспечено, друзья. И мне тут же захотелось спрятаться подальше. Потому что даже у маршала Буденного сапоги были… как бы так сказать, чтобы не обидеть… пониже классом.
– Масюк, ходу, – только и успел сказать я, и мы с Аркашей показали чудеса скорости по забегу в приемную.
– Товарищ генерал! – завопил дурным голосом мой напарник. – К нам маршал приехал!
И оказался прав. Не прошло и минуты, как в приемную зашел именно маршал, Семен Константинович Тимошенко. Практически один-одинешенек, если не считать того самого лейтенанта, который теперь мало отличался от тени и замер у двери.
Вот с кем мне не приходилось сталкиваться, так это с Тимошенко. Видел мельком, как он быстро прошел после совещания у Сталина. Адъютант у него другой был, попроще как-то выглядел.
– Ну, здравствуй, Михаил Петрович. – Он подошел к Кирпоносу, замершему на пороге своего кабинета и пожал ему руку. – Что тут у тебя?..
– Здравствуй, Семен Константинович. Эвакуация штаба у меня, – тусклым голосом ответил комфронта. – Только что отдал приказ на подрыв мостов… Ты… вместо меня приехал?
– И не надейся, – ответил Тимошенко. – Вместо Семена Михайловича. Эвакуация – это правильно. – Он это сказал таким тоном, что комфронта даже голову поднял, и самому тупому среди нас стало понятно, что так говорят только о вещах, одобренных там, в кремлевских высях. – Пойдем пока к штабным, доложите оперативную обстановку.
Аркаша остался в приемной, а я пошел за начальником к штабным. Ну, и одетый с иголочки лейтенант тоже. Внутрь мы не заходили, делать адъютантам там нечего, но слышали все.
После небольшой суеты, вызванной появлением высокого начальства, Тупиков наскоро доложил обстановку, рассказав и о Кременчуге, и о Лохвице. Тимошенко что-то уточнял, тут поперли цифры, номера частей, да в таком количестве, что у нормального человека сразу бы заболела голова. Ну, я-то закаленный, меня так просто не возьмешь, я минут десять выдержать смогу. Так что самое главное я не пропустил.
– У меня для вас есть хорошее известие, – спокойно сказал Тимошенко. – И это позволит нам отвести войска от Киева на рубежи…
Штабные, наверное, от зависти съели свои ручки, потому что сейчас он им показал, что значит забить голову цифрами и названиями.
– Сегодня наша авиация, получается, отличилась дважды. Помимо несомненного успеха у Кременчуга наши сталинские соколы разбомбили узловую станцию…
Тут что-то позади меня загремело: оказалось, пришлый адъютант завалил какие-то папки, которые до того спокойно лежали и никого не трогали. Так что кусок сообщения секунд десять я не слышал.
– Таким образом, – закончил маршал, – у Гудериана через двое суток кончится горючее…
Тимошенко, конечно, своим сообщением настроение поднял. Да, понятно, отступление, все дела, ничего радостного. Но одно дело, если отходишь, а другое – когда прорываешься, без боеприпасов, без еды, не зная куда.
Для военного человека главное, чтобы поставили четкий приказ: кто, куда и каким образом. Тем более, когда у противника тоже не все ладно со снабжением. А это значит, что и танки, и самолеты, да все подряд, на какое-то время встанут. Ну, и нам от этого легче будет.
Расфуфыренному лейтенантику я, конечно, помогать не стал. Это чудо военной мысли, оказывается, хотело пролезть поближе к двери и послушать своего начальника. Побыть причастным к большим делам, значит. Чтобы после войны, дослужившись до полковника, наляпать мемуарчики, как сам Тимошенко спрашивал у него советов по наилучшему задавлению вражин. Ну, и само собой, поведать общественности, как он давил руками фашистов в рукопашной. И в самом деле, не про чистку же сапог рассказывать, мемуары не для того пишутся.
Маршал закончил совещание и уехал, о чем-то еще накоротке переговорив с Кирпоносом, а мы продолжили готовиться к запланированному отходу на заранее подготовленные позиции. Таскали папки к бочке, трепались с Аркашей.
Так что нападение на штаб я банально прошляпил. Ну, какие-то хлопки за окном во дворе, взрывы. Так в Киеве постоянно что-то взрывается – налет за налетом. Сирена не воет, и ладно.
Но тут прямо возле меня треснуло стекло. Посмотрев на пулевое отверстие, я начал подозревать, что мы оказались в глубокой жопе. Осторожно выглянул в окно. По двору бежали бойцы в советской форме. И что удивительно – они стреляли из винтовок и автоматов в бойцов комендантского взвода. Ворота управления были сорваны взрывом, к нам заруливала полуторка, на кабине которой был установлен пулемет на треноге. Из него велся активный огонь, тарахтела эта зараза громче всех остальных.
– Аркаша, валите отсюда на хрен! – крикнул я Масюку, как раз входящему в кабинет, рванул фрамугу, открыл огонь из двух пистолетов – ТТ и трофейного парабеллума. Целил в пулеметчика и, что удивительно, попал. Хоть и не сразу. Ну, так мне хотелось верить, что я. Сначала разбил стекло грузовика, потом дал поправку – задел стрелка. Он вдруг осел и повалился в кузов. Сразу стало чуть тише, раз в десять примерно. Полуторка со скрежетом уткнулась в ступеньки крыльца.
Тут бы сообщить, что все кончилось, мы победили, и все враги бесславно продолжили истекать кровью, а мы вперед под звуки оркестра… Но ни хрена подобного. Это было только начало.
Атакующие по непонятной причине перенесли огонь на меня, и я повалился на пол. Обзор хуже, конечно, но шансов уцелеть больше. Перед этим увидел, как Аркаша на четвереньках улепетывает из этого кабинета. Видать, не только мне это не понравилось. Стекло окончательно лопнуло, на меня посыпались осколки. Я поменял позицию, дорасстрелял магазины. Куда палил? В Киевскую область, вестимо дело. Изображал сопротивление, короче.
