переправился на берег Дуная среди беспорядочной массы раненых, повозок, пустых ящиков из-под снарядов и разобранных пушек, которые загромождали проход к мосту. Он побывал на острове Лобау и тщательно изучил все детали оборонительной операции, поручив ее, разумеется, маршалу Массена. Наполеон намеревался отправиться в Вену, чтобы подготовить там решающий переход через реку перед крупным сражением, которым он рассчитывал закончить войну.

Когда у него созрел план, он собрал на левом берегу своих генералов, и там, под открытым небом, в окружении зловещих следов минувшего боя, устроил военный совет, что крайне удивило тех, кого на него созвали, – ведь император не имел привычки интересоваться мнением своих подчиненных.

Император правильно сделал, собрав их в тот вечер, потому что почти все они пали духом и у них накопилось много жалоб и недовольства. Он позволил им говорить совершенно откровенно, а потом сам взял слово.

– Если мы сейчас уйдем с острова Лобау, – сказал он, – у нас за спиной останется десять тысяч раненых, и мы, покрыв себя позором, собственными руками подготовим всеобщее восстание в Германии, а также повсюду в Европе, где всегда готовы растерзать поверженного врага, после того как он потерпит сокрушительное поражение. Нынче мы начинаем отступать, но не к Вене, а к Страсбургу. Что касается меня, то я хочу оставить сорок тысяч солдат на острове Лобау под командованием маршала Массена, а также поручить маршалу Даву оборону Вены и правого берега Дуная от наскоков эрцгерцога Иоанна; тем временем с помощью вице-короля Италии мы подготовим в Вене все необходимое, чтобы успешно переправиться через Дунай; мы соберем воедино всю армию, раздавим неприятеля решительным ударом и славно закончим поход большой битвой на левом берегу реки, который сегодня у нас пытаются отобрать австрийцы.

Он говорил увлеченно, в его речи отражалось богатство и ясность мысли; генералы, еще недавно подавленные и печальные, теперь так же, как и он, охваченные воодушевлением, мечтали только о славной битве и победе. Массена живо поднялся с места и от имени всех присутствующих выразил императору восхищение, хотя обычно именно он служил рупором всех недовольных и несогласных. Он сделал несколько шагов к императору.

– Ваше величество, вы великий человек, – сказал он, – и вы достойны повелевать такими людьми, как я. Оставьте меня здесь, и я вам обещаю сбросить в Дунай все войска австрийцев, которые захотят меня отсюда выгнать.

Маршал Даву так же охотно взялся защищать Вену. На всех фронтах снова стало спокойно, генералы ясно видели свои цели в свете непреклонной решимости главнокомандующего. Наполеон пересек остров Лобау и сел вместе с Бертье и Савари в маленькую лодку, которая доставила их целыми и невредимыми на другую сторону реки. Они отправились в Вену. Массена, оставшись на мосту между Лобау и левым берегом Дуная, следил за отступлением и прикрывал его.

Сорок дней спустя, 3 июля, новые мосты, перекинутые через оба рукава Дуная, соединили остров Лобау с берегами реки, и семьдесят тысяч французов переправились на равнину у селения Ваграм с криками «Да здравствует император!». Расположившись на холме, эрцгерцог Карл наблюдал эту картину вместе с братом, императором Францем.

– Французам удалось обуздать реку, – сказал Карл брату, – но я их пропущу, чтобы тут же в нее сбросить.

– Ладно, – ответил ему император с едва заметной улыбкой, – только не пропустите слишком много.

Назавтра, не успел еще спуститься вечер, Наполеон уже выиграл битву при Ваграме.

Русская кампания. Битва под Москвой. 1812

Император Наполеон страдал таким необузданным властолюбием и так долго упивался абсолютной властью, что это довело великого завоевателя до грани сумасшествия. Трепещущая от страха Европа начинала поднимать голову. Австрийский император, побежденный при Ваграме, только что выдал за Наполеона свою дочь, но вся нация решительно воспротивилась этому союзу с французом.

«По правде говоря, только двое в Австрии хотели этого, – говорил князь Меттерних, – первый – это император, а второй – я». В Пруссии соблюдали соглашение с Францией, но лишь потому, что король Фридрих-Вильгельм опасался стать участником готовящегося нападения на Россию: это могло бы помешать ему тайно подготавливать страну к национальному возрождению. В Испании и Португалии по-прежнему шла война, ее горячо и действенно поддерживали англичане и патриотическое движение на самом полуострове. Наполеон упрекал императора России в том, что тот предал его ради Англии, хотя прежде их связывала многолетняя дружба.

Наполеон не понимал, что он сам с его непомерными амбициями разрушил чары, которые некогда так влекли к нему молодого русского императора, и, сам того не желая, толкнул его в объятия своих недругов.

Двадцать третьего июня император Наполеон переправился через Неман у Ковно, поселился в Вильно, столице Литвы, и провозгласил независимость этой страны, куда вскоре к нему приехал посланник царя. Сам император свое вторжение в Россию назвал войной с Польшей. Между тем он не думал ни о возрождении Польши, ни о том, законно ли ее правительство. «Поляк – это клинок!» – обычно говорил он. От услуг поляков и их клинков он не отказывался, однако их восторженные порывы и жалобы принял холодно. По всей Литве уже поднимали полки, которые должны были присоединиться к французской армии.

Генерал Барклай-де-Толли, потомок шотландского рода, издавна осевшего в России, был назначен главнокомандующим русской армией. Он обустроил укрепленный лагерь в Дриссе, на подходе к Двине, и расположился там вместе с царем. Именно на эту основную группу войск нацелил удар Наполеон, полный решимости как можно скорее дать сражение. Едва он вошел в Россию, как его огромная армия, идущая вслед за ним, даже не успев встретить никаких серьезных препятствий, уже стала испытывать изрядные трудности.

Перед захватчиками раскинулись необъятные пространства враждебной, малонаселенной страны, а впереди их ожидала встреча с истинным властелином России, «ужасным царем Морозом», готовым в свою очередь вступить в борьбу. «Избегайте столкновения с императором Наполеоном, – сказал Александру посланец короля Пруссии генерал-адъютант Кнезибек, – заманите неприятеля в глубь страны, остальное довершат усталость и голод». Русский царь последовал этому совету; он покинул Дрисский лагерь и направился в сторону Москвы, чтобы своим присутствием разжечь благоговейные патриотические чувства в древней столице России-матушки. Барклай-де-Толли переместился за реку Касплю. Дороги на Санкт-Петербург и на Москву пока еще охранялись русскими войсками. Наполеон решил идти на Смоленск.

Неплохо было бы знать, во что обходятся подобные затеи,