хороша, как гласила молва. Он не захотел отказать им, но, перед тем как приступиться к делу, всех их оглядел внимательно и, взяв у каждой то, что было в ней наикрасивейшего, составил портрет-мозаику из прекрасных частиц – и вышла у него Елена столь дивной красоты, что все вокруг потеряли дар речи от восхищения, но была ли в том заслуга Зевксиса?! Ведь благодаря этим дамам ему оставалось лишь водить кистью по холсту, списывая с заказчиц те черточки, которые и создали столь безупречное целое. Мораль же сей басни в том состоит, что не могла одна Елена являть собою все совершенства женской красоты, хотя и почиталась прекраснейшею из смертных.

Не знаю, правда ли это, но испанцы уверяют, что безупречная красавица должна иметь тридцать к тому признаков. Одна дама из Толедо – а город этот славится красивыми и изящными женщинами, многоопытными в любви, – назвала и перечислила их мне. Вот они:

Tres cosas blancas: el cuero, los dientes, у los manos.

Tres negras: los ojos, las cejas, у las pestañas.

Tres coloradas: los labios, las mexillas, у las uñas.

Tres longas: el cuerpo, los cabellos, у las manos.

Tres cortas: los dientes, las orejas, у los pies.

Tres anchas: los pechos, la frente, у el entrecejo.

Tres estrechas: la boca, l’una у otra, la cinta,

     y l’entrada del pie.

Tres gruesas: el braço, el muslo, у la pantorilla.

Tres delgadas: los dedos, los cabellos, у los labios.

Tres pequeñas: las tetas, la naris, у la cabeça.

Что означает на нашем языке:

Три вещи белых: кожа, зубы и руки.

Три вещи черных: глаза, брови и ресницы.

Три розовых: уста, щеки и ногти.

Три длинных: талия, волосы и руки.

Три невеликих: зубы, уши и ступни.

Три широких: груди, лоб и переносица.

Три узких: губы (и те и другие),

    талия и щиколотки;

Три полных: плечи, икры и бедра.

Три тонких: пальцы, волосы и губы.

Три маленьких: соски, нос и голова.

Всего тридцать.

Нет к тому препятствий, и даже вполне допустимо, чтобы дама соединяла в себе все эти тридцать достоинств, но все же, должен сказать, непременно сыщется хоть какой-нибудь малый изъян или недостаток, о коем можно поспорить. Спросите у тех, кто видывал на своем веку красавиц, – пусть они выскажут свое на этот счет суждение. Впрочем, даже если красивая дама и не может похвастаться всеми указанными качествами, она все равно останется красавицею, пусть при ней лишь часть описанных признаков; важно, чтобы то были самые главные из перечисленных, ибо я знавал женщин, которые обладали больше чем половиною из этих тридцати и были вполне привлекательны, а все же уподоблялись низкорослому и чахлому подлеску с мелкими кустиками и тонкими деревцами; стоило вырасти рядом раскидистым могучим деревам, как они без труда заглушали жалкую эту поросль.

Наши французские поэты, в том числе и господин де Ронсар, изобразили нам в своих стихах замечательных красавиц; в частности, Ронсар в той оде, которую он посвятил Жанэ, королевскому живописцу, обращается к нему с просьбой нарисовать его возлюбленную со всеми прекрасными чертами ее лица и тела, как он их описал. Все это было действительно отлично описано и давало простор воображению художника; но да простит мне господин де Ронсар, ежели скажу, что любовница его, как бы он ни восхвалял ее, красотою сим деревам все же не уподобилась; то же скажу и о всякой другой даме тех времен, упомянутой в его сочинениях; красавица Кассандра, хоть я и согласен признать ее достоинства, недаром скрыта им под вымышленным именем; так же и Мария, известная нам просто как Мария, впрочем, поэтам и живописцам дозволено творить и изображать все, что им вздумается, – взять хоть прелести Альсины и прочих дам, описанные Ариосто в «Неистовом Орландо».

Все это так, но, по словам одного весьма мудрого человека, природа не в силах создать женщину полного совершенства, какую рождают кисть, резец и душа вдохновенного художника. Ну так что за беда?! Взору человеческому отраден вид любой красивой женщины, прекрасного, белого, точеного ее лица, но даже ежели оно и темновато, не все ли равно, – такое иногда и двум белым не уступит; не сказала разве одна испанка: «Aunque io sia morisca, no soy de menos preciar?» (Я смугла, но стоит ли за это пренебрегать мною?) Прекрасная Марфиза, к примеру, era brunetta alquanto[33]. Брюнеткам свое место, блондинкам – свое. Совершенство красоты есть воплощение всех достоинств тех красавиц, что мы лицезреем ежедневно, и тело безупречной красавицы должно отвечать лицу формами и очертаниями; это касается как малого, так и большого роста женщин, особливо последних.

А потому упаси нас боже выискивать признаки необычайной красоты, о коих я рассказал и какими нам их описывают другие: хватит с нас и заурядных красавиц; выражаясь эдак, я ничего дурного не имею в виду, ибо и среди них встречаются такие жемчужины, что, поверьте, на их портрет вряд ли достало бы таланта у наших в облаках витающих поэтов, капризных художников и прочих пиндаризаторов – восхвалителей красоты женской.

Увы, разочарую вас: все эти ослепительные красоты, эти прелестнейшие личики, что мы воспеваем и восхваляем, пробуждают в нас вожделение ко всему не менее прекрасному телу дамы, но тут-то и конец очарованию, ибо тело сие, будучи обнажено и внимательно рассмотрено при ярком свете, нередко оказывается до того уродливо, блекло, пятнисто и неладно скроено, будто и голова-то к нему чужая приставлена, – вот так нас частенько и обводят вокруг пальца.

Наилучший тому пример – случай с одним дворянином с острова Майорка, по имени Раймонд Луллий: он был из богатейшей родовитой семьи, и за это, да еще за собственные заслуги и добродетели, был призван в самом цветущем возрасте управлять островом. Состоя в сей должности, он, как это частенько случается с провинциальными губернаторами, влюбился в одну местную даму, бойкую, красивую и весьма речистую, и обхаживал ее долго и преданно, добиваясь последней, наисладчайшей милости. Но дама отказывала ему в ней сколько могла; наконец решилась сдаться и назначила любовное свидание, на которое он с трепетом и поспешил, найдя возлюбленную свою в условленном месте, прекрасную, как никогда. Кавалеру уж было почудилось, будто он попал в рай, как вдруг дама обнажила грудь, сплошь залепленную