Шрифт:
Закладка:
— А ты, брат Христофор, фортуну-то счастливую больно-то не искушал бы, — вдруг вторгся внутренний глас, принадлежавший отчего-то не самому новоиспеченному поручику, а его завистливому братцу Харитону, так и задержавшемуся без чинов, оттого особо язвительный. — Переменчива она, фортуна. Ну как о проказах твоих дойдет до самого государя? Где она, твоя фортуна, тогда?
Нисколько не разобиделся Христофор на неудачника-братца, прокравшегося в ночные Мысли, а — тоже мысленно — отвечал ему так:
— Оно, конечно, своеволье немалое — подкидывать записочки самому его высочеству цесаревичу… Однако ж не заговорщицкого свойства записочка была, а с прошением за друга своего нового, за Карлушу фон Штраубе, без коего и подпоручиком бы, глядишь, не стал. Дело вполне рыцарское — другу помочь. И государь, как сам рыцарь, гневиться слишком на то не станет.
— Ага, не станет! — как в детстве, язык показывал язва Харитон, хоть и умственно лишь привидевшийся. — За своеволье он иным и генералам выговаривает, даже кои в гробу, а уж какой-нибудь горе-поручик…
Дать бы ему раза по загривку, чтоб старшим и по возрасту и по чину язык не казал! Да выйдет ведь по своему собственному загривку, ибо глас — внутренний. Его только своею убежденностью перебороть.
— Сам ты «горе»! — в сердцах подумал Христофор. — Тебе и в сержанты выйти — еще ох как надобно поднатужиться. Еще и потому, горе ты горькое, что дружбу ценить не умеешь. Много у тебя князей да баронов в друзьях? То-то! А все потому, что выслужиться хочешь больше, чем дружбу сберечь. А кто дружбой рыцарской дорожит, тому и сам Господь помогает: хоть в поручики выйти, а хоть даже и в генералы. И за графиню сам государь сосватает!
Не унимался змей:
— А ну как государь до твоей свадьбы не доживет? Ну как придушат его, о чем твой же дружок барон пророчествует? Тогда и свадьбе не бывать. Небось граф Кирилл взашей тебя со двора погонит!
Знал же, змей, в какую болячку ткнуть! С детства был востер на такие штуки!
Но звездочки-то, звездочки на ладони — вот чего он, змей, не учел! Уж она не выдаст!
— Не придушат небось, — со спокойствием заключил поручик. — Покамест фортуна не подводила, и на сей раз небось не подведет! А ежели когда, может, и придушат, так престолонаследник, сделавшись государем, глядишь, не выдаст. Поди вспомнит, кто воспомог этим посланием спасти любезного ему барона Карлушу. Так что вишь, змей, — прибавил он, — хоть и рискуючи, а своей же фортуне добавочно помогаю. Заживем тогда со всем счастьем и при новом царствии с Елизаветой Кирилловной.
— Это которая с бородавкой? — не преминул вставить язва Харитон.
Далась им всем бородавка эта! Как не могут уразуметь, что вовсе не с бородавкой она, а…
— …с родинкой, — без всякого зла ответствовал Христофор, — с прелестной родинкой… — И исчез Харитон от бессилья более уязвить. — С родинкой… — уже для самого себя повторил поручик, в счастливом воспоминании об этой родинке погружаясь в сон.
* * *
…Читая выпуск газеты, натолкнулся на престранное послание, оставленное без подписи.
Вначале оно показалось мне вовсе бессмысленным; однако, памятуя о хитроумии заговорщиков, я узрел за ним шифрованное донесение, ибо кто ж станет отягощать газету сущей бессмыслицей, еще небось платя за то немалые деньги?
В книге по искусству средневековой тайнописи я нашел такой способ составления шифрованных писем, вроде бы открытых для всех, но понятных лишь посвященным. Он таков: вначале пишется само письмо, а затем в промежутки между словами вставляется еще по три слова, какие в голову взбредут.
Прошу ознакомиться с плодом моих изысканий, произведенных над газетным сообщением. Для облегчения Вашего чтения, переписал газетную глупость, подчеркнув только первое слово, а за ним — каждое третье:
«Барон, догадайтесь, что тут скрывается. Помните о встрече во вторник в известном дворце? Вы тогда стояли у изгороди, неподалеку стоял А.
Лишь только одного прошу: будьте возможно снисходительны за мое послание. Все сведения Вы сможете получить, как только придете. Надеюсь, уговорились».
Соединив подчеркнутые слова, получаем:
«Барон скрывается во дворце у А.
Прошу за сведения, как договорились»
Что как не злой, противогосударственный умысел может прятаться за сим?
Рескрипция графа Обольянинова
Сей Панасёнков дурак. Эдакий дурень и в Псалтири тайнопись изыщет. Вот уж воистину — заставь дурака Богу молиться…
«Ну а ежели не такой уж дурень? — подумал граф Обольянинов. — Что ежели вправду тайнопись? Кто же тогда сей А., проживающий во дворце?..» Но то уж было настолько выше отчеркнутого паленским ногтем, что граф так высоко не осмеливался и в мыслях взобраться. Посему далее в своей рескрипции приписал:
За это донесение не уплачивать надворному Панасёнкову ничего. Чтобы знал, что его дело больше слушать да об услышанном без промедления докладывать, а не постигать всякую каббалистику.
«А с письмом панасёнковским что делать? — подумал граф. — Может, показать все-таки Палену?». Однако рука уже сама, не совещаясь с разумом, комкала глупое послание, чтобы швырнуть его в камин.
* * *
Ваше высокоблагородие!
Нижним чином Ялдыхиным на окраине Санкт-Петербурга изловлен предполагаемый душегубец Штраубе. Был сильно пьян, кричал, что всех порешит, при себе имел нож длинный и острый, а также перепачканную кровью ассигнацию в 10 рублей, отчего предполагаю также за ним убийство унтер-офицерской вдовы Пряхиной.
Лет по виду сорока, одно ухо оторвано, на спине изрядный горб. По всему — большой злодей.
Что является Штраубом, признал сам. Имя себе, однако, после того как малость протрезвел, измыслил Стратофонт, вероятно, с целью запутать дело.
Жду указаний Вашего высокоблагородия.
* * *
Шестого Штраубе мне ловишь! Угомонись, а то в участке уже места для них нету. Нужный Штраубе — двадцати лет, с обоими ушами и без всяких горбов.
Горбатый же этот, судя по описанию, известный тать Стратофошка по прозвищу Калган. Пускай покуда в остроге посидит, пока у меня до него не дойдут руки.
А поймаешь мне еще одного увечного какого-нибудь Штраубе, велю тебя высечь. И Ялдыхина твоего высеку — давно пора, поскольку сам всегда пьян хуже татей, которых излавливает.
* * *
Перед отходом ко сну он слушал, как ему читали
