— Мастер Ханн, а какое зеркало у Кощея? — осторожно поинтересовалась женщина. — Мне оно сразу не понравилось.

— Почему? — удивился старик. — Зеркало плохим может сделать лишь злой человек, само по себе оно не опасно. Я ведь, милая моя, создавал их в помощь людям.

— Но в зеркале, что стоит в покоях Бессмертного всегда остаётся его отражение. Такое ощущение, что оно живёт параллельно.

Выслушав Серафиму мастер несколько минут молчал, лишь горестно вздыхая, женщина терпеливо ждала, когда же пожилой человек насмелится рассказать ей правду о собственности Кощея.

— Не моя это тайна, да видно суждено тебе узнать её… — растягивая слова, начал мужчина. Сима затаила дыхание в ожидании рассказа. — Лет до 30 Кощей был на удивление добрым и сердобольным, и это до чёртиков злило его отца Кощея старшего. Случилось однажды, что проезжая по отцовской земле, заприметил молодой Кощей нищету и убогость, в которой жил простой люд. По приезду, оповестил предка о намерении своём помочь крестьянам, после чего угодил в отцовские казематы. Долго отец держал несговорчивого отрока в кандалах да голоде, боясь опасного настроения, что захватило сыновье сознание, в надежде, что тот исправится и станет помогать ему захватывать всё новые и новые земли, истязать людей да насылать мор на скотину. Но парень оказался не так прост, не сдался отцовскому натиску, остался при своём: «Жалко, мол, людей, подсобить бы нужно…». А злодейских помыслов в голове его не прибавилось.

— Ну надо же… — отозвалась Сима, подстёгивая рассказчика продолжать. — Никогда бы не подумала, что самый известный злодей Тридевятого когда-то был милым пушистым котёнком.

— Да, но перевоспитание сына очень надоело его злобному папаше и, в конце концов, Кощей старший решился на невиданное злодейство — решил погубить своего единственного ребёнка, дабы не получить в будущем очередного борца со злом. Но мать молодого человека решила во что бы то ни стало спасти сына и обратилась ко мне с просьбой сотворить артефакт, способный сделать из её сына настоящего злодея…

— И что вы? — спросила женщина. Странная женщина, его мамаша… Обычно родители мечтают о том, чтобы их дети были добрыми и хорошими людьми. А эта…

— Она много лет прожила со злодеем.

— А почему же вы не отказали ей? Вы же умный человек зачем сотворили зло? — негодовала Серафима, пытаясь выдавить из своих рук так необходимую сейчас тьму.

— Даже не пытайся. Думаешь хозяйка не знает о твоих магических способностях? — тихонечко захохотал старик. — Эти кандалы вытягивают из нас магию… А отказать я ей не смог лишь потому, что долгие годы был тайно влюблён… Её горе стало бы и моим.

— Поэтому вы и сохранили жизнь её сыну. — закончила за него сокамерница. Тот лишь печально вздохнул.

— Ты любишь его? — без обиняков спросил мастер Ханн.

— Да. — тут же ответила она.

— Стало быть, есть кое-что ещё, что ты должна знать…

Серафима затаила дыхание в ожидании продолжения рассказа, но мастер Ханн почему-то замолчал. В углу, где он был прикован к стене, раздался звон цепи и тяжёлые вздохи.

— Что? — напряглась девушка, но рассказчик, протяжно зевнул и громко захрапел. — Зашибись, поговорили! И, что я ещё должна знать?

Несколько часов беспробудного сна сокамерника, Сима не находила себе места. Все конечности от отсутствия движений онемели и, словно ужаленные крапивой, опухли и покалывали.

Часы тянулись, а в пещерной жизни Симы ничего не менялось — тихий храп зеркальщика, далёкие стуки, словно где-то долбили камни, и звенящая тишина. Она тянулась словно паутина, оплетая женщину, всё больше затягивая в безысходность.

Она не заметила, как в пещере появился ещё один человек, очнулась лишь тогда, когда скрытая дверь со стуком закрылась. Перед собой она уже в который раз обнаружила чашку с кашей, ломоть ржаного хлеба и стакан горячей воды.

Ну и на том спасибо…

Есть всё это совсем не хотелось и Серафима брезгливо отодвинула миску подальше.

— Что ж ты не вкушаешь яства, щедро выделенные тебе самой Хозяйкой медной горы? — раздался из темноты пещеры мелодичный женский голос, и на свет вышла она. Безупречно-красивая, с перекинутой через плечо толстой чёрной косой, в переливающемся атласном платье цвета изумрудно-фисташковом. Её корона, усеянная драгоценными камнями, ярко мерцала в кромешной темноте, создавая вокруг красавицы особенный, магический ареол.

Серафима, поражённая её красотой, даже на мгновение почувствовала себя ущербной, но вспомнив первую встречу, тут же пришла в себя и спросила:

— Зачем пожаловала, ящерка?

— Ха-ха-ха, думаешь, сможешь задеть меня своей детской выходкой? — высокомерно спросила та. — Я пришла ответить на твой второй вопрос. Итак, зачем ты мне понадобилась?! Пожалуй, расскажу тебе одну интересную историю. — с совершенно равнодушным лицом сказала Малахитница. — Заезжал ко мне однажды статный красавец с равнинных земель, жениться собирался, помниться, да только испугался силушки моей магической. Не захотел, чтоб жена была сильней и коварней, вот и сбежал. Смалодушничал по малолетству, тогда ему было годков сорок от роду-то. А вот сейчас, я спустя долгие века я стала мудрее и хитрее, и более не намерена соперничать с мужчиной, что некогда желал заполучить меня в супружницы.

— Короче, ты решила выйти замуж за Кощея, а я помешала? — возмущённо воскликнула Сима, вновь пытаясь вырваться из оков.

— Что ты?! Тебе ли быть соперницей мне… — брезгливо фыркнула Хозяйка, прикасаясь рукой к каменным стенам. Где рукой проведёт, там камни вспыхивают разноцветные, у узницы аж сердце зашлось от красоты такой. — Можешь так?

— А ты сними с меня свои подарки драгоценные, вот и увидишь, что я могу. — съязвила Сима, потряхивая перед лицом скованными запястьями. — Испугалась меня, в цепи магические заковала. Эка невидаль, чтоб сама Хозяйка медной горы, смертной испугалась!

Холодный взгляд Малахитницы быстро поубавил спеси пленнице. Она резко осеклась, но головы не склонила.

— Вижу, сильна ты духом, иначе Кощей не обратил бы на тебя внимания. — бросила сверкающая зелёным светом женщина, в её сторону. — Давай договоримся так: я отпущу тебя на все четыре стороны, и ты никогда больше не попадёшься на глаза Бессмертному.

— Русские бабы в переговоры с террористами не вступают! — гордо вскинув подбородок, ответила Серафима. — И с маньячками тоже!

— Странно выражаешься, Яга говорила, что не здешняя ты… — махнула рукой тюремщица. — Ну, скажи мне, зачем тебе мой жених?

— Твой? Да с чего ты, гадина ползучая, взяла, что он твой? — хохотнула Сима, решив окончательно вывести из себя Хозяйку. — Он тебя хоть один раз поцеловал?

Тюремщица гневно сверкнула глазами и, поведя рукой, вновь пригвоздила узницу спиной к холодной стене.

— Тебе, верно, жить надоело?! — прошипела она прямо в лицо Серафимы, но та даже взгляда не отвела. — Глупая баба. Подумай, кто ты, а кто я…