Шрифт:
Закладка:
На бегу достаю телефон, выбираю номер одной уважаемой в некоторых кругах дамы. Докладываю обстановку. Тим косится, но молчит.
Самые шустрые нас настигают, но тут, извините ребята, облом. Скорость подразделения равна скорости самого медленного. Мы тут же это демонстрируем троице быстроногих. На несколько секунд притормаживаем и делаем движение навстречу. Те прыскают назад. Ржу.
— Парни, знаете, что они подумали? — Мы бежим, не особо напрягаясь. — Догоним — нам люлей отвесят, так зачем мы так быстро бежим?
Парни ржут, а я слегка меняю направление. Резко нельзя, погоня срежет траекторию и выиграет дистанцию, немного можно. То ни гроша, то вдруг алтын, — думаю по дороге. То скука смертная, то вдруг веселья выше крыши.
На дороге, огибающей микрорайон, куда мы рвём когти, появляется уазик-канарейка, с синей полоской и надписью «Полиция». Галина Георгиевна молодец. Думаю, это она кавалерию прислала. Наши преследователи кучкуются, передние останавливаются, задние их нагоняют. После паузы начинают движение шагом.
— Добрый день, товарищи сержанты! — Весело приветствую доблестных правоохранителей.
— Залезайте, — кивает на задние сиденья старший патрульный одновременно и старший сержант, — мы за вами.
— Сесть всегда успеем, — открещиваюсь от тесноты и духоты стальной коробки.
— Можете и не успеть, — младший сержант кивает на вражескую толпу, снова начавшую движение. Уже шагом.
Спор прерывает ещё один полицейский уазик. Число ментов удваивается, но офигевшие половцы продолжают надвигаться.
— Дайте нам парабеллум, — требую от сержантов, — мы будем отстреливаться.
Гвардейцы начинают ржать. Сержанты смотрят осуждающе. Ситуацию разгоняет новое событие: сзади половцев крякает полицейский предупреждающий сигнал. Из двух автобусов вываливается тяжёлая пехота, омоновцы в шлемах, вооружённые щитами и дубинками. Ни хрена себе, Галина Георгиевна подсуетилась!
И началось веселье! А кто молодец? Я — молодец! Удачно вывел всю толпу на пустырь. Стёкла не побьют, имущество не попортят, убегать далеко, а дыхалка не та. Курить надо меньше!
— В машину и сваливаем! — Наш старший сержант пытается праздновать труса. Толпа половцев шарахается в нашу сторону от разворачивающейся цепи омоновцев.
— Вы что, с ума сошли⁈ — Киплю возмущением. — Держите их! А то уйдут!
Выскакиваем вперёд редкой цепью, расставляем руки: а вот щас всех поймаем. На лицах азарт. Поневоле полицейские присоединяются. И происходит неожиданное: уже подбежавшие метров на двадцать офигешники делятся на два потока в разные стороны.
— Держи их! Держи! Уйдут!!!
Омоновцы растягивают цепь и загибают вперёд фланги. Мы рвём влево и, дорвавшись до сладкого, начинаем работу. Подсечки, удары, подножки… половцы летят наземь пачками. Ухает от полноты чувств Тимоха, словно Балу укладывая штабелями рыжих псов. Крякают автобусы, погнавшиеся за ускользнувшими. И-е-е-е-х! Весело. Всё, как я люблю.
Веселились мы часа полтора. В целом. Полицейские тоже порезвились, а что, не всё же в душных помещениях высиживать, побегать и немного помахать дубинкой для здоровья очень полезно.
Мы ещё кое-что успеваем. До того, как нашу добычу начали паковать. Выбираю одного, не с самыми непримиримыми и злыми глазами, но и не самого напуганного. Середнячка или чуть выше. Мне такой нужен, близкий к авторитетам.
— Куда вы его потащили? — Строгий окрик старшего сержанта нас не останавливает. Только меня, гвардейцы продолжают отволакивать одно из тел в сторонку.
— Товарищ старший сержант, — заговорщицки наклоняюсь к нему со стороны уха. — Вам понравится — обещаю. Вы сейчас их соберёте, ночь подержите, да отпустите, так?
Старшой сержант глядит хмуро, но не возражает.
— А кто их собрал, кто организовал, кто командовал, что, вам знать не надо? — Приходит в голову ещё одна мысль. — Лучше будет, если вы нам по одному их всех будете давать.
— Лады. Только я ничего не знаю и ничего не видел…
— Так мы ничего такого и не будем делать, — гнусно ухмыляюсь.
— Наш человек, — сержант неожиданно хлопает меня по плечу.
Присоединяюсь к своим, поднимаю за волосы лежащего ничком офигешника.
— Как зовут, где живёшь, чем дышишь?
— А? — Бессмысленно блымкает глазами. Сразу не доходит. Объясняю.
— Мы не полиция и не общество охраны опасных животных. Не дойдёт через голову, дойдёт через опущенные почки. И ничего нам за это не будет, — конечно, не будет, стоящие рядом менты лицемерно ничего не замечают. — Зовут как?
— Дж-жон…
— Кто старший?
— Андрон.
— Ещё старше! — Начинать надо с простых и невинных вопросов. Для формирования нужного шаблона беседы. Поэтому, наверное, менты при допросах всегда с ФИО начинают. Откуда я это знаю?
Молчание. С силой вдавливаю лицо в жёсткий грунт. Колян жёстко пинает в бедро. Жду, пока офигешник не начинает извиваться. Ослабляю нажим.
— Кто самый старший?
— Кас-сим, — выталкивает слово вместе с землёй. — Если узнают, что я сдал — убьют.
— Никто не узнает. Кто такой Касим?
— Смотрящий у нас.
Выдавливаем ещё, что бритый и с наколкой в районе шеи. Внешние приметы, короче. Дальше надо заметать следы. Делаем вид, что сильно избиваем его, — подлые менты равнодушно не замечают гнусного правонарушения, — затем волочим к уазику. Инструкция для отмазки элементарная:
— Скажешь своим, что избили по приказу Галины Георгиевны. За хамство должностному лицу при исполнении.
Передумываю трясти остальных. Меньше народу знает, что нас интересует, меньше риска.
Заглядываю напоследок в автобус, набитый задержанными. Они там вперемешку с омоновцами, всё больше на полу.
— Так-так, меня ловить все вышли, — привлекаю внимание и не только офигешников. Омоновцы тоже глядят с интересом.
— А убивца что, уже поймали? Не слышу! Ещё раз предупреждаю — не найдёте, кто девчонок душит, буду считать, что вы это делаете. А может, натурально вы⁉ Две недели вам даю. Не найдёте — пеняйте на себя.
Насильника и убийцу надо зажать со всех сторон. Пусть его одновременно ищут и полиция и криминал.
— Знаете что, — заявляю сержантам, вернувшись от автобуса, — а поеду-ка я с вами. Парни, пока!
Гвардейцам в полиции делать нечего, а у меня идея образовалась.
25 августа, время 17.20
Парк Липки.
Самое трудное время — утро. Это время отдано священному обету — усиленной самоподготовке. На начало учёбы мы успеваем, нас забирают только 7 сентября. Вчера вернулся из Москвы, оформлялся в общежитие, получил пропуск и всё остальное. Студенческий выдадут 1 сентября в торжественной, надо полагать, обстановке.
Исполнять обет помогает медитация и комплекс ката, при исполнении которого представляю, как рву врагов на кусочки. Мешает застрявший в голове ржавым гвоздём тот факт, что серийный убийца не пойман. Приходится прилагать заметные усилия, чтобы блокировать постоянный раздражающий зуд, выращивать блок равнодушия.
Сейчас равнодушие испаряется без следа. Их двое и они перед нами. Андрон со своим приятелем, но не тем, кого я ждал и настоятельно рекомендовал привести. Мы с Тимом сидим на скамье, они стоят перед нами. Диспозиция ясно указывает, чей статус выше и кто перед кем отчитывается. Гвардейцы рядом, но на глаза не лезут.
— Касим где? — Непроизвольно голос лязгает. Андрон поёживается.
— Он не придёт. Не любит светиться. И это… — парень мнётся, — откуда вы про него знаете?
— Ты чо, придурок? Касим ваш точно идиот! Вы все почти сто рыл про него знаете! Что это значит? — С трудом унимаю железный лязг.
— Что?
— А то, что скоро весь город будет в курсе. Мне в полиции про него сказали.
— Интересно, кто ссучился? — Шипит Андрон.
— Кто-то ссучился, –ответствую безмятежно, будто разделив с Андроном раздражение и злость. — Или просто проболтался. Братьям, сёстрам, одноклассникам. Ваш трёп менты могли тупо подслушать, вы давно все под колпаком.
Андрон и его приятель выглядят ошарашенными. Надо же, прямо высший секрет великого рейха. А что в таких случаях говорил папаша Мюллер? То-то и оно.
— Не знаем мы, кто тёлок гробит, — выруливает на другую тему Андрон. — Как ты сказал, мы весь свой район патрулируем. И вроде тихо всё стало…
Это правда. Серия из трёх убийств с весны по сию пору вроде не возобновляется. С другой стороны, ритм пока не нарушен. Окончательно о нарушении сложившегося периода выходов маньяка на охоту можно будет сказать только в середине, край, в начале сентября. Короче говоря, следующее убийство может случиться на днях.
Город не знает. Не понимаю, как удаётся
