— Что это? Зачем?

— Вас наверняка обыщут и любой подозрительный предмет или оружие сразу изымут. А то и похуже — поймут, что вы привели милицию. А так — съели конфетку, фантик бросили. Ничего подозрительного, а для нас след. Ниточка. Это на всякий случай.

— Понял.

— И ещё. В помещении не маячьте напротив окон и дверей.

— Уже говорили.

— Ничего, повторюсь. Ну, готовы?

Я пожал плечами.

— Какой-то вы вялый. Перенервничали? Всё будет хорошо. Мы вас вытащим.

— Да-да, помню. Я ценный кадр.

— Сейчас не время для разногласий. Но вы напрасно так негативно воспринимаете нашу структуру. Мы охраняем мирных граждан от мрази, подобной Боцману.

И вот я стоял на перроне, ожидая сам не зная чего. Противное ощущение, когда уже всё равно что будет, лишь бы неопределённость настоящего закончилась. Вокруг суетился народ с двух пригородных электричек. Те, кто приехали, торопились проскочить в город до прихода грузового поезда, который извивистой лентой уже показался вдали. Навстречу этой толпе стремилась другая — тех, кому надо на электричку.

Кого-то увидеть среди этой толчеи было невозможно. Я забеспокоился, что так и не пересекусь с людьми Боцмана, и те зачтут мне неявку. Так и хотелось попрыгать и поорать:

— Эй, где вы тут, вот он я.

Товарняк уже приблизился, извиваясь бесконечной лентой, и люди забегали быстрее. Грузовой басовито сигналил, но особо торопливые ещё норовили проскочить перед ним.

И тут меня пихнули в бок, упершись чем-то твёрдым и хватая под локоть. Голос над самым ухом гаркнул: «Вперёд, и не дёргайся».

Меня повлекли вперёд, так что ничего не оставалось делать, как быстрее перебирать ногами. Я же не самоубийца — сопротивляться на путях. Мы проскочили практически перед самым носом у поезда. Ревущая махина, всё ещё сигналя, мчалась, поднимая локальный вихрь. Я оглянулся. В мелькающих просветах по ту сторону застыли двое мужиков. Это мой караул? Поздравляю, ребята, упустили вы добычу. Чего-то такого я и ожидал.

Грохот перебивал все звуки, так что мой провожатый махнул головой. Мы двинулись вперёд — на следующую платформу и дальше вдоль пригородного поезда, следующего на восток. Твёрдое, тычущее меня в рёбра, никуда не исчезло. Наоборот, прижалось плотнее, напирая, заставляя шевелиться быстрее. Мы прошли три вагона, а на четвёртом мне скомандовали:

— Поднимайся в электричку!

Приказ был подкреплён тычком в бок, поэтому я его понял. Грохот товарного всё ещё заглушал звуки, поэтому мне достались обрывки слов.

Я оглянулся и проорал:

— А где Зина?!

Провожатый лишь подпихнул меня в спину. Я торопливо вынул из кармана карамельку, содрал прилипший фантик, смял его одним движением, чтобы не выглядело подозрительным, и совершенно по-свински бросил под ноги. Едва мы поднялись в тамбур, мужской плохо разборчивый из-за шума голос объявил:

— Осторожно, двери закрываются. Следующая станция — Военный городок.

Поезд двинулся буквально через минуту, бесконечный товарняк всё ещё мчался мимо нас. Значит, никто меня уже не пасёт.

— Где Зина? — тихо переспросил я, когда наконец стало возможным говорить.

— Там, — неопределённо мотнул головой детина, не отпуская меня дальше.

— Там, это где?

— В нужном месте. Хватить болтать.

Я понял, что добиться от дуболома, который тычет в меня чем-то неприятным, ничего не удастся. Похоже, ствол там у него. А может и не ствол, а палка, но смысл от этого не изменится. Зину в город не привезли, так что я еду, куда велят. Только бы ничего с ней не сделали. Одна надежда на слово Боцма́на.

Мы ушли в последние вагоны, где народу было поменьше. На маленьких платформах из дальних вагонов приходилось спрыгивать прямо на насыпь, поэтому приличные люди стремились ужаться, но сесть в первые вагоны. Мы приличными не были, поэтому сели где пришлось, и только я задремал под мерный перестук колёс, как меня растолкали и потянули на выход. Вроде какую-то станцию я в момент просыпания слышал, но теперь и не вспомнить. Бессонная ночь сказывалась. Надо хоть дорогу от станции приметить. Кстати, ещё одна барбариска будет в самый раз. В стороне от платформы получится, но хоть так. Мне отсюда даже название остановочного пункта не видно.

От железнодорожной насыпи вела еле заметная тропинка вниз, в колючую сосновую поросль. Молодой плотный сосняк неохотно пропускал нас, царапая руки и хватаясь за одежду.

Мы пересекли просёлок, углубившись в сосновый бор. Вдалеке просматривались крыши домиков и заборы. Какое-то садоводство. Может, хоть название попадётся, хоть приблизительно сориентироваться, где мы находимся. Надо же мне было, как последнему лоху, уснуть в электричке. Ещё одну барбариску запихать в рот? Я энергично захрустел зубами, чтобы сгрызть предыдущую, и тут же достал следующую.

— Не слипнется? — отобрал у меня карамельку сопровождающий, тут же развернул её и отправил за щёку. Фантик предсказуемо полетел в кусты. Отлично. Больше следов! Не всё же мне давиться этой сладостью.

— Это нервное, — пояснил я, разворачивая ещё одну барбариску. — Я, когда нервничаю, всегда ем. Глюкоза в крови падает, плохо становится. Врачи сказали, карамельки с собой носить.

— Нервный значит? — усмехнулся мужик.

— Ага. После ранения началось.

— А ну-ка стой. Руки подними!

Мужик оглянулся, нет ли кого поблизости и начал меня обыскивать. Пошарил по карманам, хмыкнул, обнаружив добрую горсть барбарисок, отполовинил мой запас и повёл дальше. Здесь он уже не тыкал мне в спину, видно, чувствовал себя спокойно вдали от цивилизации. Понимал, что деваться мне некуда, и сбежать я не стремлюсь. А мне ничего другого и не оставалось. Главное, пусть они Зинку отпустят, а там только за себя отвечать придётся. Буду договариваться с Боцманом.

Дача, куда меня привели, по советским меркам была неплоха, но для Боцмана жидковата. Всего лишь дом с мансардой, малина, уже пригнутая на зиму, пустые грядки, ботва и листья в компостной куче. Дорожки из почерневших досок, клумбы из покрышек, даже лебеди из тех же покрышек, крашенные масляной краской — прямо дизайн. Аккуратненько, чистенько, но без лоска. Зина вышла мне навстречу. Сама, своими ногами. Никто нож у горла не держал, и в целом она выглядела вполне себе бодрой и здоровой. Какая мирная картинка.

— Саша! — кинулась она навстречу, завидев меня.

Мой провожатый отступил, чтобы полюбоваться на трогательную встречу влюблённых. Я выставил руки в предупреждающем жесте.

— Цела?

— Ага. Меня здесь не обижали, не думай.

— Отлично, топай на станцию и в город.

— Я