поначалу почти у всех начальников, с которыми я начинал что-то делать, было явное недовольство от бесед со мной – проскальзывало явное недоверие: что может напроектировать этот сопляк?

Мы побеседовали, он, опять не глядя на меня и как-то явно не принимая полностью мои разъяснения, но допуская их справедливость, поморщившись, кивнул и, отходя, указывая на стойки, на которых были размещены нижние клинья, обеспечивающие во взаимодействии с клиньями, закреплёнными на верхней плите, горизонтальное перемещение устройств, растягивающих заготовку, сказал:

– Увеличьте сечения, стойки должны быть жёсткими.

Надо сказать, прочность и жёсткость тяжело нагруженных конструкций – это ключевые моменты, определяющие их работоспособность. Увеличение жёсткости элемента за счёт увеличения сечения – путь экстенсивный и, как правило, нереализуемый, конструктор всегда зажат весом устройств, пространством, в которое необходимо вписать создаваемое устройство, и массой сопутствующих факторов. Зачастую конструкции достаточно быть прочной, а недостаточную жёсткость возможно компенсировать различными конструкторскими решениями, причём такое решение я уже придумал и начал объяснять профессору:

– Стойки будут прочными, но мы… – недослушав меня, профессор, впервые повернувшись, сказал, жёстко чеканя каждое слово:

– Стойки должны быть жёсткими.

Попытки как-то объяснить ему мои принципы проектирования элементов устройств профессор пресёк, умудрившись, притом, что он был ниже меня сантиметров на десять, посмотреть на меня сверху вниз:

– Вы мне будете рассказывать про прочность и жёсткость? Стойки должны быть жёсткими.

Я открыл рот, но такое вольтерьянство возмутило профессора до предела, и он полугалопом умчался к начальнику отдела. В силу того, что руководитель наш сидел в углу нашего зала, разговор не получился приватным, профессор кричал:

– Гриша, ты кого мне подсунул?

– Толь, что случилось-то?

– Слушай, этот сопляк вчера институт закончил и мне объясняет, что и как должно выглядеть в моём устройстве.

– Толь, он институт ещё не кончил, на пятом курсе учится, но паренёк толковый, он тебе всё правильно нарисует, будешь доволен.

Услышав, что его установку доверили неучу-пятикурснику, профессор, поперхнувшись, еле просипел:

– Пяти… пятикурсник… Я ж тебя просил, чтобы ты кого-нибудь из лучших дал. Это же серьёзная машина, а ты мне недоучку подсунул.

– Толь, а кого я тебе дам? Колин сейчас зам мой, вдобавок на нём висит сопровождение изготовления линии К1-Д, Добрятов полностью КАМАЗ тащит, а из оставшихся он лучший. Да я тебе говорю, он всё тебе нарисует в лучшем виде.

Разговор прервался, послышались шаги быстро удаляющегося профессора, хлопнула дверь.

Послышался голос Григория Дмитриевича:

– Олег, подойди, – я подошел к столу начальника. – Садись, рассказывай, что там у вас происходит.

Выслушав мой подробный рассказ о моём общении с профессором, Скворцов спросил:

– Ты уверен, всё точно рассчитал?

– Абсолютно.

– Ладно, иди работай, позови ко мне Розена с Миньковым.

На следующий день во время обхода Григорий Дмитриевич подошёл ко мне, постоял, посмотрел на начинающее выползать на ватман устройство, чуть наклонился ко мне и негромко сказал:

– Работай спокойно, не хватало ещё, чтобы нас технологи конструировать учили.

Плечи мои распрямились, грудь надулась колесом, я понял – я попал в ранг Конструкторов. Я работал, но мне не хватало общения с автором технологии, а общение с его аспирантами вводило меня в смятение, их разъяснения мало того что не совпадали с текстом технического задания, но местами просто не совпадали с технологией, такой, какой я её представлял. Стало понятно, что без общения с профессором можно наломать дров, и я, раздобыв у Григория Дмитриевича его рабочий телефон позвонил, но увы. Услышав мой голос, профессор положил трубку. Стало понятно – восток – дело тонкое, надо вычислить, как его брать.

Переговорив с аспирантами, я узнал, что по субботам профессор любит в одиночку посидеть на кафедре поработать, и понял – брать доктора наук надо через печную трубу.

В ближайшую субботу я был на кафедре обработки давлением МАМИ, разузнал, в каком кабинете работает доктор наук, постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, впёрся. Увидев меня, профессор неприязненно сказал:

– Извините, но я не смогу Вас сегодня принять.

Я предполагал, что встреча будет именно такой, поэтому тщательно подготовился.

– Да у меня дел на тридцать секунд, просто уточнить кое-что по техническому заданию.

– Поговорите с моими аспирантами они на кафедре.

– Да я так и собирался, но их нет, а в понедельник эскизный сдавать, Григорий Дмитриевич просил.

Это было враньё, никакой эскизный сдавать не надо было, и Скворцов ни о чём не просил, но в силу небольшого лимита запрашиваемого мною времени я был уверен, что звонить и уточнять он ничего не будет.

Профессор поднялся из-за стола, вышел из кабинета – дверь выходила прямо в лабораторию, пробыл там минут пять, явился ещё более раздражённым.

– Весь день болтаются без дела, как понадобились – их нет, – всё так и было, болтались, возможно, без дела, а впрочем, кто знает, может, и по делу, но по нашей договорённости при моём появлении они смылились, пообещав мне гарантированное тридцатиминутное отсутствие, за что я встречно пообещал им ноль пять армянского.

– Ну давайте, что там у Вас, только быстро.

– Анатолий Дмитриевич! Вот Вы пишите, – тут я, чётко артикулируя, повторил по памяти одно из положений технического задания. Наконец-то у профессора Матвеева появилась обоснованная возможность объяснить мне, какой я болван, не способный даже прочитать то, что изложено в документе, что он и сделал, заявив:

– Вы либо не читали технического задания, либо вообще не понимаете того, что там написано.

Изложив всё, что он хотел сказать, профессор слегка успокоился, откинулся на стуле, ожидая моей реакции. Реакция моя была спокойной: моей целью было не поругаться или поспорить – нужно было начать разговаривать.

– Скажите, это Ваша подпись?

Я показал профессору его подпись в конце технического задания, он подтвердил:

– Да, моя.

Тогда я показал титульный лист с названием установки, на которую было составлено техническое задание, раскрыл её и показал первую страницу, с подчёркнутой фразой, только что процитированной мной. Взяв в руки брошюру, профессор стал читать своё техническое задание. По мере чтения на его лице стало появляться выражение явного недоумения. Отвлекшись на секунду, глянул на меня и сказал:

– Садись, чего стоишь.

Читая, снова стал распаляться, но гнев его был направлен в сторону аспирантов:

– Бараны, ничего поручить нельзя, что дай, всё запорют или перепутают.

Закончив читать, вскочил с кресла и выбежал в коридор, я понял – побежал искать аспирантов, не найдя, вернулся, сел в кресло, посмотрел на меня уже спокойными глазами и сказал:

– Ну, это наша вина, мы всё исправим, у Вас ещё что-нибудь?

– Да, мне нужно с Вами поговорить.

– Ну что ж, давайте попробуем.