«Мертвые души» — это крайне убедительная притча об опасностях лицемерия. Чичиков смешон, но многое в нем вызывает симпатию. Он щеголь и очаровательно одет. Он словоохотлив, а его речевые обороты могут быть привлекательными и занимательными. Он раздражающе влюблен в свое лицо и обожает свой подбородок настолько, что постоянно поглаживает его и хвалится друзьям о том, насколько он идеально круглый. (Эй, если бы у меня был идеально круглый подбородок, я бы тоже так делала.) Он любит громко сморкаться в белый носовой платок, «вспрыснутый» одеколоном, производя такой звук, какой производит труба прямо у вас над ухом. Все это описано как что-то веселое и развлекательное. Нам, читателям, необходимо увидеть его именно таким, иначе книга не сработает — мы не поверим, что помещики поддались на его обаяние и продали ему своих «мертвых душ». Таким образом Гоголь показывает нам, чего стоит действительно опасаться. Лицемеры, мошенники и проходимцы харизматичны и крайне приятны в общении.

Прямо перед тем, как Чичиков понимает, что стал обладателем почти четырехсот душ, Гоголь позволяет рассказчику привести отступление, которое дает нам некоторое представление о том, что хотел донести до нас автор. Вероятно, это представление было бы более полным, если бы Гоголь написал три тома, как намеревался. Рассказчик воображает себе по-настоящему счастливого писателя, который рассказывает о величественных персонажах, никогда не делавших ничего дурного; он достигает всемирной славы и никогда не ниспускается до ничтожности обыденной жизни. Но, добавляет он, сам он не такой писатель. Он относится к типу писателей, которые вызывают наружу «всю страшную, потрясающую тину мелочей, опутавших нашу жизнь» [149]. Это писатель, который показывает неприглядную правду и которого никто не ценит. Не для него народные рукоплескания, шестнадцатилетние девушки не полетят к нему навстречу «с закружившеюся головою и геройским увлеченьем» [150]. Он продолжает нагнетать жалость к себе. Такой писатель никогда не получит прижизненного признания. Важность честности в его творчестве никогда не поймут. На него будут обращены «упрек» и «поношенье». Здесь Гоголь, который в свое время неоднократно становился предметом жесткой критики, говорит о самом себе. «Сурово его поприще», — заключает «рассказчик» (то есть сам Гоголь), и «горько почувствует он свое одиночество» [151]. Честность важна и благородна. Но совершенно не факт, что вас за нее будут любить.

«Мертвые души» воспринимаются на ура не только потому, что Гоголь смешно пишет, но еще потому, что он не может не полюбить — хотя бы немного — персонажей, которых представляет как достойных ненависти. Роман полон отступлений, посвященных местным жителям, которых Чичиков встречает в своем путешествии, один смехотворнее, напыщеннее и безумнее другого. Можно ли с еще большой точностью показать, как мы не должны себя вести? Один из моих любимых портретов, приведенный в первой главе второго тома, изображает практически находящегося в коме помещика Андрея Ивановича Тентетникова, персонажа, который дал переводчикам множество причин для головной боли. В одном из изданий он представляется романтическим персонажем: «Он был не плохим человеком, просто мечтательным». Но это не комплимент. Другие переводы приводят иное описание: «Не то доброе, не то дурное существо, а просто — коптитель неба» (перевод Пивира и Волохонской). И еще: «Человек, ползающий между землей и небом» (перевод Гернея и Фюссо). А Гоголь на самом деле имеет в виду лишь то, что этот человек — бездельник, не годный ни на что лентяй, лодырь. «…Тентетников принадлежал к семейству тех людей, которых на Руси много, которым имена — увальни, лежебоки, байбаки и тому подобные» [152]. Именно таких людей Гоголь хочет уколоть своей книгой. Но, боже мой, какими же забавными он их делает.

Дела у Тентетникова пошли плохо после ссоры с Генералом, за дочерью которого он намеревался ухаживать. Тентетников сыт по горло тем, что Генерал в разговоре называет его «братец» и «любезнейший», потому что он думает, что это чересчур фамильярно и высокомерно. В конце концов, когда Генерал использует слово «ты» вместо «вы», обращаясь к нему, Тентетников взрывается и перестает общаться с семьей. После этих событий он становится еще более безвольным лежебокой: «Панталоны заходили даже в гостиную. На щеголеватом столе перед диваном лежали засаленные подтяжки, точно какое угощенье гостю…» [153] (только гурман Гоголь мог придумать, что подтяжки на столе могут выглядеть как закуска). Именно в тот момент в жизни этого несчастного человека появляется Чичиков, ищущий, кого бы ему еще обмануть. Тентетников становится катализатором второй авантюры Чичикова, когда убеждает его поговорить за него с Генералом, чтобы восстановить доверие между ними.

Тентетников, как и сотни других персонажей, — олицетворение пошлости, интереснейшего русского понятия, которое наиболее прочно ассоциируется с персонажами Гоголя. Это слово известно тем, что его практически невозможно перевести на другой язык (и все мы знаем, как я ненавижу такие мнения); оно означает что-то вроде «низкопробность», «дурновкусие», «вульгарность», «банальность». У этого понятия есть моральный вес: как только ты как личность опошлился, твоя жизнь перестает иметь ценность. Набоков давал такое определение: «Поддельная значительность, поддельная красота, поддельный ум, поддельная привлекательность». Иногда мне хочется, чтобы Набоков был еще жив, чтобы познакомиться с семьей Кардашьян [154]. Там тоже все полно лицемерия. Задача Гоголя в «Мертвых душах» состоит в том, чтобы показать нам, что такие люди могут считать себя важными и значительными, но на самом деле такими совершенно не являются. Пошлый человек не осознает себя таковым, иначе бы он перестал быть пошлым. Гоголь рассказывает о пошлости на каждом шагу, но делает это таким образом, что ты понимаешь: он симпатизирует этим людям. Он как будто не может заставить себя осудить их. Или же причина в том, что он описывает этих персонажей настолько ярко, что очень легко поставить себя на их место. (Ну или, может быть, это просто я пошлая и поэтому легко ставлю себя на место отбросов. Это вполне возможно.)

У Гоголя было странное детство и, возможно, слишком близкие отношения с матерью. По крайней мере, она горячо поддерживала его, пожалуй, даже слишком горячо. Она считала, что он лучший русский писатель в истории. Не то чтобы это нелогично, если твой сын успешный, публикуемый писатель («Пушкин? Нет, не слышали»). Но она также считала, что Гоголь изобрел пароход и железную дорогу. Хорошо иметь родителя, который так тебя поддерживает, но серьезно? Он не изобрел даже гоголь-моголь, не то что пароход и железную дорогу. Один из биографов Гоголя Дэвид Магаршак пишет, хочется думать, с некоторым сожалением: «Она баловала