Шрифт:
Закладка:
Твердый рот Лазаренко дрогнул, сминаясь в неожиданно мягкую, застенчивую улыбку.
– Хорошо. Товарищ Андропов… – Александр Иванович вынул папку из подмышки. – Борис завел ДОР,23но не согласовал. Не успел.
– Давай сюда, – Ю Вэ раскрыл папку. – Даниил Скопин. А-а, тот мальчик…
Достав авторучку, он расписался, где надо.
– Ну, всё. Жду хороших вестей, товарищ Лазаренко!
Глава 17.
Воскресенье, 3 августа. Вечер
Москва, Лужники
Батареи прожекторов на мачтах задержали на арене светлый день, расталкивая заревом темноту, а хтонический гул многотысячного сборища возносился мощно и протяжно, расходясь в ночи.
На трибунах становится тише,
Тает быстрое время чудес.
До свиданья, наш ласковый Миша,
Возвращайся в свой сказочный лес…
Проникновенный голос Лещенко плывет над трибунами, и я замечаю, как многие, поддавшись сентиментальным зовам, плачут. Мне близок и понятен их порыв, неиспытанный ранее подъем, восхитительное чувство единства. Оно пройдет, как благое наваждение, но должно же хоть что-то остаться в душе, задержаться, словно золотые крупинки на лотке старателя!
Олимпиаду-80 запомнят надолго. За великолепную продуманность и безукоризненный порядок, за чудесную, восхитительную атмосферу, очищенную от политических грязей. Провести на высшем уровне глобальные состязания без единой осечки, ни разу не опустив планку, не уступив досадным мелочам – да, это надо уметь.
И афганская война не подгадила на этот раз! Американцы устроили таки несколько мелких пакостей, но на бойкот не отважились. Я, правда, беспокоился насчет Польши, но нет, учения «Союз-80» прошли идеально, как Московские олимпийские игры. Даже «Тайм» вышел с ярким фото на обложке, где собрались в кучку четыре солдата – поляк бойко треплет языком, похоже, анекдот рассказывает, а русский, чех и немец-осси весело хохочут.
Какое уж тут вторжение! Дружба народов и торжество идей социализма…
Правда, штатовские спортсмены отжали у наших ряд медалей, но все равно, наград мы собрали больше всех.
Я успокоено расслабился. Кажется, релакс сошел на меня впервые за это лето, до того насыщенное, что ни вздохнуть, ни охнуть. Бешеная карусель событий, дел, задач не унимала вихревую круговерть, а лишь накручивала и накручивала обороты.
«АЛЛА» неплохо выступила в «Эрмитаже», а в «Олимпийском» нам хлопали куда громче, чем «Песнярам» или «Самоцветам» – девчонок буквально завалили букетами. Правда, на телевидение мы не попали, но все же мелькнули в новостях. Поющую Аллу показали крупным планом – яркую, цветущую, счастливую. Из Липовец звонили потом весь день, поздравляли…
А мы с ней, в перерывах между выступлениями, еще и экзамены сдать умудрились. В ЦМШ Комова поступила без труда, да и мне, в принципе, волноваться не пришлось. Колмогоров тогда правильно сказал: экзамены в физматшколу – не барьер, это фильтр. ФМШИ не для слабачков, вот их и отсеивали. А меня взяли!
Я блаженно улыбнулся, не теряя некоего духовного сопряжения со всем множеством людей, обсевших трибуны. Сбылось то, о чем я мечтал, чего хотел в прошлой жизни, но смалодушничал – и даже попытки не сделал добиться исполненья желаний.
А теперь – всё. Я опять новичок! И это в школе-интернате особое звание: все, кто поступают сюда после восьмого – «новички» или «новичихи».
Ух, как же хорошо всё складывается! Даже страшно становится…
Тычок в бок вернул меня в чашу Центрального стадиона – это Мишка Тенин пихнул от избытка чувств.
– Здорово, правда? – завопил он, скалясь.
Я молча выпрямил большой палец – люкс! А и правда…
Восемь атлетов спустили и вынесли олимпийский флаг, огонь в чаше медленно потух… Пять раз бабахнул салют, на огромном табло прокрутили короткометражку, в темпе повторив самые выдающиеся моменты… А уж как солдатики отработали, выкладывая живые панно – это вообще песня!
Расстаются друзья,
Остается в сердце нежность,
Будем песню беречь,
До свиданья, до новых встреч…
Громадный надувной Мишка медленно выплыл на арену. «Бойцы шоу» дисциплинированно отразили его задорную мордашку человечьей мозаикой. Проступили буквы: «Доброго пути» – и вот она, та самая слеза! Стадион охнул, а Мишка, помахивая лапой, плавно взмыл в темное небо, держа на привязи надутые шары.
До свиданья, Москва, до свиданья,
Олимпийская сказка, прощай.
Пожелай исполненья желаний,
Новой встречи друзьям пожелай…
– До свиданья, Москва… – пробормотал я, но даже сам не услышал слов расставанья – они слились с небывало дружным многоголосьем.
Тут мою шею обвили сзади гладкие руки Томы, а девичьи губы приложились к щеке.
– За что? – зажмурился я по-котячьи.
Выдох обжег мне ухо:
– За всё!
Вторник, 5 августа. День
Стокгольм, Санкт-Эриксгатан
Девчонки приклеились к панорамным стеклам «Неоплана», за которыми помаленьку вырисовывалась, проявлялась столица Швеции. Я наблюдал за красавицами с ласковым снисхождением человека, пожившего в эпоху «потреблятства».
Сюда мне довелось приплыть однажды на пароме, за партией оборудования «Электролюкс», и картинки будущего не слишком совпадали с теми видами, что открывались из автобуса нынче.
Стокгольм никогда не поражал теснотой и давкой мегаполиса, но сейчас его провинциальность куда резче бросалась в глаза – размеренное бытие сопротивлялось напору ХХ века, не желая ускоряться, срываясь в бега.
Особенно порадовал Вазастан – его неширокие улочки, слипшиеся боками дома, бережно хранили в себе старину, краем перевоплощавшуюся в сказку. Пока идет запись, будем жить здесь, в просторной мансарде, откуда открывается море разномастных крыш – и где-нибудь за трубой обязательно отыщется зеленый домик Карлсона…
– Подъезжаем! – старательно выговорил молоденький переводчик, мучительно красневший в присутствии наших вокалисток. А Тома с Машей, озорства ради, в упор постреливали глазками, томно вздыхая…
«Неоплан», низко урча, одолел мост Санкт-Эриксброн, и мягко притормозил, отражаясь в холодных, тяжелого вида окнах студии «Полар». Стиг Андерсон вышел встречать нас лично, сияя в умопомрачительном розовом костюме.
– Zdrasste! – воскликнул он, продолжая лучиться, и куртуазно подал руку Томе, сходившей по ступенькам с достоинством принцессы крови. – О, Мария… О, Алла…
Крепко поручкавшись со мной, Стиккан чуть небрежно поклонился Ромашову, и приветливо помахал парням. Словно всех занес в свой табель о рангах, сочтя ступеньки иерархии.
– Здесь когда-то стоял кинотеатр «Ривьера», – оживленно балаболил Стиг, – а мы его переделали в студию грамзаписи, о которой мечтали! У нас тут девятисторонняя пультовая со стеклянными стенами, а за ними – звукозаписывающие комнаты. И какие! Все свободно подвешены по принципу «коробка в коробке», чтобы стены не соприкасались, передавая звуковые волны. А под пол и потолок мы встроили резиновые блоки… Тут есть «тихая» комната, есть «каменная», есть «деревянная» – мы ее специально