Я вся превратилась в боль. Я вспомнила, от чего бежала. Сначала его приключение с Валесовой Оксаной в Японии, потом секс на работе в тот вечер, когда он обещал всем рассказать обо мне. И как у меня хватило сил простить его в первый раз, если я была уверена, что такое прощать нельзя? Как мне сейчас хватает силы воли его не простить?

Это любовь сожрет меня изнутри. Большая часть моей души уже так изранена, что кровоточит и собственной кровью захлебывается. И я даже чувствую этот металлический привкус во рту, вместе с горечью и жаром.

— Мне кажется, мы уже все решили по поводу моей измены.

— Да, мы все решили. И нам больше не о чем говорить, — поднимаю голову и обхожу мужчину, чтобы поскорее скрыться в кабинете. — До свидания, Герман Александрович!

Как только дверь за мной закрывается, я прижимаюсь к стене и скатываюсь на пол. Закрываю рот рукой, чтобы Амурский не услышал, как больно и громко мне хочется скулить. Этот вой из самой глубины больной души, давит на меня, кажется, я сейчас лопну от его переизбытка. Стараюсь привести дыхание в норму, выждать затишья своих чувств. Только бы он не услышал. Только бы не понял, что я без него умираю.

Этот его поцелуй, его горячие прикосновения к моей коже разбередили все, что я старалась забыть, воскресили из пепла все, что я сожгла.

Слышу, как хлопнула входная дверь. Вот и все, Герман ушел. Я теперь одна. Совсем одна.

От злости из меня вырывается отчаянный крик, и я сбрасываю все документы со стола. Листы А4 иронично падают на пол, и я наконец даю волю слезам.

8.3

Деловые недоотношения:

Герман

Дрянь! Какая же она дрянь!

Так просто не должно было случится.

Чтобы я, матерый бабник, хищник, искусный соблазнитель и подлый извращенец не получал желаемого!

Вика переворотила меня наизнанку и пользовалась этим, моей уязвимостью, моим отношением к ней. Да я бы трахнул ее стоя, прижав к грязной стене чертова бара, но вместо этого я ее отпустил. Позволил вновь сделать мне больно. Так больно, что я опять теряю над собой контроль.

Чувствую, как желваки играют на шее, и как руки так сжались в кулаки, что я готов сам лично уничтожить этого молодого дизайнера. Как он вообще посмел позвать ее на свидание? Как эта сука посмела согласиться? Хотела меня позлить?

Что ж, у нее получилось. Я, блять, очень зол! Так зол, что готов и Малинову отправить вслед за дизайнером.

Достаю из брюк телефон, но меня бьет в приступах крупной дрожи, пальцы немеют, и я роняю его на ковер в машине. Громко матерюсь себе под нос, чем привлекаю внимание Олега. Водитель смотрит с улыбкой, как я копошусь на заднем сидении в поисках мобилы.

Если бы я только мог успокоиться…

Когда нахожу телефон, быстро набираю номер одного из охранников. Вешать на Виктора такое дело не хочу, не поймет он меня. Даже если я объясню, что делаю все это со светлым умыслом и от доброго душевного порыва.

Я просто не могу позволить Вике отправиться на свидание с другим мужиком. Тем более с этим… Петей. Что она в нем разглядела, черт побери? Глупую прическу? Блеск отполированных зубов?

Сука!

— Герман Александрович, Рогов на связи, — доносится из трубки, и я раздраженно рычу в ответ. Слова бесконечным потоком путаются в бестолковой башке, и я не знаю, с чего начать.

— Дело есть. Нужно убрать одного парнишу. — Наконец-то связал бесконечные потоки слов в полноценную фразу.

Перед глазами от злости кровавая пелена, и я готов пеной брызгаться изо рта. Лишь бы ничьи руки не трогали мою девочку. Малинова моя. Моя певица. Моя собственность.

— Какого? — охранник напрягся, даже голос его зазвучал хрипло и неуверенно.

— Дизайнер Петр Ильич Хвастунов. Пробейте по связям. Найдите. Пусть парень полежит в больнице пару недель.

— Все сделаем, Герман Александрович.

Завершаю звонок, чувствую, как сердце пульсирует где-то в горле. Натыкаюсь на взгляд Олега в зеркале заднего вида и довольно усмехаюсь.

Вика

С Петей мы списались ближе к вечеру, когда я успокоилась и шла в театр на репетицию.

Странно, но Петя заставил меня улыбаться после того, что сделал Герман. Я вся пропиталась его цитрусовым ароматом, и теперь он преследовал меня всюду, куда бы я ни шла и что бы я ни делала. Даже после душа я чувствовала его навязчивый аромат, и от этого мне становилось грустно.

Я не могла отпустить Амурского и расстаться с мыслями о нем. Я все еще помнила, как мое тело сегодня отозвалось на его поцелуи, и вздрагивала от бессилия. Я хотела его каждой фиброй своей растерзанной души, а раненое сердце сжималось тисками, когда я вспоминала его колючие прикосновения. Он вновь обжег мой рассудок, поставил на нем свое клеймо.

Даже в театре я не смогла расслабиться, что не осталось без внимания Карнилова. Продюсер сегодня и так был не в духе, но после того, как я сфальшивила в песни, окончательно взорвался. Рвал и метал. Орал так, что стены театра тряслись. О таком его поведении меня уже предупреждали, но я не верила, что милый мужчина на такое способен.

Сегодня было много неточностей и недочетов. Хореография оставляла желать лучшего. Точнее, танцы были четкими и красивыми, но мешали главной линии, поэтому все мои движения по сцене, которые Карнилов раньше расхваливал, сегодня подверглись жесткой критике. Было решено переставить ведущие лица, Ассоль и Грея, на лестницу, привезенную из-за кулис.

Картина постановки преобразилась, все заиграло по-новому. Мне даже понравились такие перемены, в отличие от большинства актеров.

Попрощавшись, я вылетела на морозный воздух. Причудливые снежинки кружились в воздухе, а величественный театр возвышался над площадью ажурной громадиной. Только вот Пети не было. И сообщений от него тоже. Я сама ему написала, но ответа не последовало. Решила еще немного подождать.

Прошлась по площади, уселась на край заснеженного фонтана. Ногой стала притаптывать только что выпавший снег, кутаясь в шубу. Холодно. Я быстро замерзла, поэтому решила пройти еще один круг по площади. Свет в окнах театра погас. Время