С торжествующей улыбкой, в которой вдруг отразилась вся проснувшаяся в нем неукротимость, негр держал высоко над головой несколько маленьких серебряных чаш, которые, вместе с изящными статуэтками на пьедесталах, украшали портал.

– Воровка, – кричал он на португальском языке.

– Помогите, он меня задушит, умираю! – стонала женщина.

Мартин приказал Сандоку выпустить свою добычу, что тот и сделал, и теперь можно было видеть, что кричавшая была сгорбленной старухой, она стонала и плакала, стараясь вызвать жалость.

– Я видел, как эта женщина вошла в портал, – начал Сандок, сверкая глазами, – как она стала озираться кругом и, не увидев никого, подошла к колонне. О, у Сандока глаза, как у дикой кошки. Старуха схватила эти серебряные чаши, высыпала из них цветы и спрятала добычу под платок, но тут Сандок подскочил и схватил ее.

Мартин невольно засмеялся при виде торжествовавшего негра и старухи; та, состроив плаксивую физиономию, наклонилась, чтобы поднять свой красный дождевой зонт, который она от страха выронила из рук.

Читатель, без сомнения, узнал в сгорбленной старухе Паучиху, визит которой во дворец графа Монте-Веро начался столь неблагоприятно.

План камергера фон Шлеве, которого мы уже узнали из письма Кастеляна, очевидно, рухнул бы, если бы негр не заметил воровства госпожи Робер и позволил бы ей улизнуть с добычей. Тогда она, по всей вероятности, исполнила бы поручение к Эбергарду только на следующий день.

– О сударь, – простонала старуха, долго кашляя, чтобы придумать отговорку. – О сударь, избавьте меня от этого дьявола! Я, которая в чести дожила до седых волос, вдруг стану воровать! Да избавит меня Бог от такого греха!

Негр, который не понимал слов старухи, со сверкающими глазами следил за выражением ее лица и по нему догадывался о смысле ее речей, утверждал, что видел, как старуха уже спрятала серебряные чаши под платок.

– Я хотела только осмотреть их, так как еще никогда не видела таких ценных вещей! Ведь я имею поручение к господину графу…

– Поручение к господину графу Монте-Веро? – Мартин недоверчиво посмотрел на старуху, которая в своем выгоревшем платке и старой шляпе походила на нищую.

– Да, я имею важное поручение к нему, которое могу сообщить только с глазу на глаз. И скажу вам, он вдвое больше вознаградит меня, чем стоит эта чаша, он даже убьет это черное чудовище, которое почти задушило меня, если услышит, что тогда потерялось бы известие, из-за которого я, старая, больная женщина, пришла сюда в холод и снег, да и еще в такое позднее время!

Эбергард подошел ближе и внимательно осмотрел старуху, которая возбуждала жалость своим ужасным кашлем.

– Что вам надо от графа? – спросил он.

– Это я могу сообщить только ему самому, – прошептала Паучиха, подойдя к Эбергарду, чтобы быть подальше от негра.

– Можете здесь без всяких опасений сказать то, что вам надо.

– Даже если вы мне Бог знает что пообещаете, сударь, сообщение свое я могу сделать только господину графу.

– Так следуйте за мной, я тот, кого вы ищете.

– О, вы господин граф! Какой позор! Мне, несчастной, пришло в голову из любопытства осмотреть чаши, а этот черный злодей подозревает, что я с другим намерением тронула эти вещи, – жаловалась старуха, следуя за Эбергардом по мраморным ступеням и жадным взором осматривая редкостные растения и дорогие ковры.

Эбергард думал, что сгорбленная старуха хочет просить его о пособии, и, хотя больше верил словам Сандока, все же решил избавить ее от дальнейших преступлений, назначив ей пожизненное вспомоществование. При этом ему смутно припомнилось, что он уже где-то видел эту старуху, и потому, войдя в залу, при виде которой госпожа Робер в восторге всплеснула руками, он сказал ей:

– Садитесь. Как ваше имя?

Паучиха недоверчиво поглядывала на художника и Армана, которые, отойдя в сторону, рассматривали прекрасные статуи у камина.

– Почему вы мешкаете, любезная? – продолжал Эбергард, видя смущение старухи, и подвинул к ней свое кресло. – Доверьтесь мне смело, зачем вы пришли.

– Говорите тише, милостивый государь, дело касается не меня, а вас.

– Значит, вы тем смелее можете приступить к делу; эти господа могут знать все, что касается меня.

– В таком случае я скажу вам: я принесла вам известие о вашем ребенке.

– О моей дочери?! – воскликнул Эбергард с радостным изумлением. – Говорите, дрожайшая, и скажите мне правду, тогда я не только выполню свое решение облегчить вам старость, но и щедро вознагражу вас.

– О господин граф, я хоть и бедна и больна, – проговорила Паучиха с ловким притворством и напускною грустью, – но не за тем пришла к вам. Я понимаю, как вы страдаете! И при богатстве бывают слезы! Но ваше потерянное дитя нашлось. Я случайно узнала, что та прекрасная молодая девушка – ваша родная дочь; да-да, в этом нет сомнения, когда взглянешь на вас. Я всегда говорила, что эта очаровательная девушка высокого происхождения!

– Так скажите мне, где я могу найти ее? – быстро проговорил Эбергард.

– О, я уже вижу вашу радость, еще несколько часов, и вы найдете свою дочь. Не сомневайтесь в моих словах, господин граф, и поспешите туда. Будь я проклята, если вы не найдете свою дочь!

– Возьмите мой кошелек и приходите завтра снова, вы получите богатое вознаграждение.

– Тысячу раз благодарю вас, господин граф, но завтра я не приду. Я не нищая! Я это делаю из человеколюбия! – сказала госпожа Робер, взвешивая туго набитый кошелек. – Поспешите в Лихтенфельдскую аллею, в конце ее стоит вилла, там вы найдете свою дочь.

– Кому же принадлежит эта вилла?

– Как мне, бедной старухе, знать это, господин граф! Я даже и не знаю, каким образом попала туда ваша прекрасная дочь. Поспешите, посмотрите сами, правду ли я сказала вам.

– Поведайте мне, как вас зовут и где вы живете, добрая старушка, чтобы я мог доказать вам свою благодарность и вместе с дочерью отыскать вас.

– Отпустите меня, господин граф, я уже вознаграждена, вы сделали больше, чем надо.

Паучиха одним взглядом убедилась, что получила значительное число золотых монет, и сердце ее запрыгало от радости. Она простилась с добрым графом, пожелав ему всего хорошего, и на всякий случай внимательно присмотрелась к зале и ее выходам, сознавая, что никогда еще не видала такого роскошного, богатого убранства.

Когда госпожа Робер, кашляя и стеная, стала спускаться по мраморным ступеням, чтобы скорее убраться из поля зрения негра, Эбергард рассказал своим друзьям, почему его так сильно взволновало сообщение старухи, и оба решили, так как было уже поздно, сопровождать графа.

– Я принимаю вашу дружескую услугу, – проговорил Эбергард, приказав оседлать трех из своих