ловили рыбу, выходили в море на парусниках и лодках, чтобы обследовать береговые скалы. Здесь не признавались научные регалии, забывались авторитеты — и должностные, и возрастные. Попав сюда, ученые оставляли свои амбиции и привычки «высоколобых жрецов науки», здесь все были равны и подчинялись только своему Капитану, семидесятилетнему Шарлю Сеньобосу, профессору истории.

Процитируем Еву Кюри: «Эта жизнь почти без событий, в которой один день похож на другой, оставила у Мари Кюри и ее дочерей самые драгоценные воспоминания. Несмотря на простоту всего окружающего, она всегда мне будет представляться последним словом роскоши. Ни один миллиардер ни на одном пляже не мог бы получить столько удовольствий, острых, утонченных, неповторимых, сколько их получали прозорливые спортсмены Сорбонны в этом уголке Бретани. А так как местом для этих похождений служила только очаровательная деревушка, то, несомненно, вся заслуга в достижении блестящего результата принадлежит ученым, которые здесь собирались каждый год…»

Но это уже лето 1921 года. А до этого, в 1920-м, произошло событие, ставшее чрезвычайно важным для исследований Марии. Правда, оно имело немалое значение не только для науки, но и для самой милой, чрезвычайно уставшей мадам Кюри, которая получила неожиданную помощь и признание, о каком даже не мечтала.

В мае 1920 года лабораторию Марии Склодовской-Кюри посещает миссис Уильям Браун-Мелони (псевдоним Мари Мэттингли-Мелони), редактор популярного женского журнала The Delineator из Нью-Йорка. Правда, визита миссис Мелони добивается долго, но в конце концов ей это удается.

Вот рассказ миссис Мелони о той первой встрече:

«Дверь отворилась, и я увидела бледную, несмелую на вид женщину с лицом, печальнее какого мне еще не приходилось видеть. На ней было черное бумажное платье. На этом чудесном лице, терпеливом и кротком, было выражение отрешенности, свойственное людям, без остатка посвятившим себя науке. Я вдруг почувствовала себя незваной гостьей, еще более застенчивой и несмелой, чем госпожа Кюри. Я, профессиональная журналистка с двадцатилетним опытом, не смела задать ни одного вопроса этой беззащитной, одетой в черный ситец женщине. Пробормотав что-то о том, что американки очень интересуются ее великим делом, я попыталась извиниться за свою навязчивость. Чтобы ободрить меня, госпожа Кюри завела речь об Америке. Она сказала:

— Америка располагает примерно 50 граммами радия: четыре — в Балтиморе, шесть — в Денвере, семь — в Нью-Йорке…

Она продолжала перечисление, указывая, где находится каждая крупинка металла.

— А Франция? — спросила я.

— Моя лаборатория имеет чуть более одного грамма.

— У вас всего один грамм радия?

— У меня? Ах нет, лично у меня нет ничего! Этот грамм является собственностью моей лаборатории.

…Я упомянула о патентах, которые должны были сделать ее весьма состоятельной женщиной. Она спокойно возразила:

— Никто не должен обогащаться за счет радия. Это химический элемент, и, как таковой, он принадлежит всему человечеству.

— Если бы вы могли выбирать, то какая из всех известных в мире вещей доставила бы вам наибольшее удовольствие? — спросила я под влиянием внезапного импульса.

Этот глупый вопрос имел, как потом оказалось, архиважные последствия…»

Она продолжает: «…На той же неделе я узнала, что грамм радия стоит сто тысяч долларов. Мне стало также известно, что лаборатория госпожи Кюри, хотя и почти новая, недостаточно оснащена и что принадлежащий ей радий используется исключительно для приготовления ампул с эманацией для медицинских целей».

Миссис Мелони по-настоящему потрясена тем, что в распоряжении великой ученой, которой восхищался весь мир, находятся столь скромные средства. Журналистка видела немало прекрасно оснащенных американских лабораторий и промышленных предприятий, а также крупный радиевый завод в Питтсбурге.

В конце их беседы Мисси (так все ее звали) сказала со свойственной ей уверенностью:

— Обещаю собрать в Америке сто тысяч долларов для того, чтобы вы, мадам Кюри, получили еще один грамм радия.

Мадам Кюри ответила тогда так:

— Я бы с радостью поверила вам, но мне представляется это утопией. Впрочем, если это произойдет, обещаю приехать в США, чтобы получить этот дар.

Заручившись согласием Марии, предприимчивая и энергичная американка решительно приступает к действиям. Позже, в мае 1921 года, в прессе США появляются статьи с заголовком «Кюри лечит от рака!». На фотографии, которая сопровождала публикации, — мадам Кюри и президент Уоррен Гардинг, в руках у нее золотой ключик, которым она открывает маленький кожаный ларец с эликсиром, побеждающим рак. Авторы сенсационных статей рассказывают читателям, что в ларце — один грамм радия, панацея от смертельной болезни. Этот драгоценный грамм металла приобретен на пожертвования женщин Америки для Института радия, в котором мадам Кюри ведет свои исследования. На самом деле радий хранился в свинцовом ящике, ящик был заперт в специальном помещении в ожидании того момента, когда пароход доставит Марию и ее дочерей на Американский континент.

Как эти статьи, а тем более фотография оказались на страницах газет и журналов, остается загадкой. Как был сделан фотомонтаж, неизвестно до сих пор.

Миссис Мелони учредила два комитета по сбору пожертвований в Фонд радия Марии Кюри: Комитет женщин Америки возглавил президент американского Общества контроля над раковыми заболеваниями, во втором комитете — ученые-онкологи. Спустя год сто тысяч долларов собраны.

И миссис Мелони с радостью отправляет мадам Кюри письмо, в котором сообщает об этом и о том, что жертвовательницы желают лично встретиться с великой ученой и приглашают ее в США.

Мария отвечает Месси: «Вы оказали неоценимую помощь моему институту». И дает, правда, не без внутреннего сопротивления, согласие приехать в Штаты и лично получить этот дар. Колебания Марии можно понять: ее страшит и мысль о встрече с многочисленной публикой и сама поездка в страну, которая в ее представлении суетная, крикливая, где все вечно куда-то спешат… Мария колеблется, но американки умеют добиваться своего: миссис Мелони предлагает Марии взять с собой дочерей и обещает позаботиться о ее покое. В конце концов Мария соглашается. Она даже поддается на уговоры семнадцатилетней Евы и собирает себе новый гардероб.

И тут наконец «проснулась» Франция. Оказывается, госпожа Склодовская-Кюри, всемирно признанный ученый, не имеет ни единой правительственной награды и даже не является членом Парижской академии наук. Ей поспешно предлагают орден Почетного легиона, который Мария опять отказывается принять.

Газета Je sais tout («Я все знаю») организовала в парижской Опере торжественный гала-прием в честь дважды лауреата Нобелевской премии мадам Кюри. В зале — знаменитые ученые, выдающиеся деятели культуры, правительственные чины. Жан Перрен, Леон Берар и Клод Рего говорят об огромном вкладе мадам Кюри в мировую науку. Сара Бернар читает «Оду мадам Кюри», в которой называет Марию сестрой Прометея.

Все уже «забыли», как всего несколько лет назад по стране прокатилась отвратительная кампания по обвинению мадам во всех смертных грехах. В газетах тогда писали, что опыты Кюри не