«Это был человек-айсберг. На поверхности мы видели корректного моложавого джентльмена, одетого с изысканной элегантностью, даже модника. На узком смуглом лице Романа Кима играла любезная улыбка, в глазах, прорезанных по-восточному, немеркнущая наблюдательность».

К описанию остается только еще раз добавить, что первая встреча Кима и Славина состоялась в доме Пильняка, как раз там, у фабрики «Ява».

«Ким с трубкой» № 2, работы Иосифа Ильича Игина, – совсем другой. Он худ, волосы на голове уже не так густы, как прежде, и на осунувшемся лице лежит отпечаток страшной болезни, которая вскоре сведет писателя в могилу. Но в уголке рта у него по-прежнему торчит трубка. Та самая, что была передана мне там, на кладбище, над его могилой.

Трубка Чена

Экспонат № 33

Корейская телескопическая трубка, начало хх века

«Человеком, который дал мне сорвать запретный плод, но не яблок, а сигарет, был Кин Кирю», – писал в своей «Биографии болвана» японский архитектор Сига Наодзо. Кин Кирю – одно из имен Романа Николаевича Кима, под которым он был известен в первые годы своего обучения в японской школе. То, что он курил сигареты в юном возрасте, совсем не удивительно: тогда это было модно и на Западе, и на Востоке. Но вот что интересно: сигареты в Японии все курили примерно одинаковые, а трубки – разные.

И сегодня в любой японской табачной лавочке за совсем небольшие деньги можно приобрести традиционную японскую трубочку кисэру – тонкую, не очень длинную (сантиметров двадцати), с длинным чубуком и изумительно миниатюрной чашей на одну «понюшку» табаку. Это старинный, традиционный японский фасон, привычный островитянам с тех давних времен, когда первые европейцы завезли табак на Божественные острова. Не случайно сам глава клана ниндзя Момоти Тамба, по свидетельству автора «Алмазной колесницы» Бориса Акунина, «курил свою маленькую трубку, то и дело заправляя ее новой порцией табаку».

На японских же блошиных рынках в наши дни можно встретить самые разные их модели, порой весьма затейливой формы, с гравировками, подвесками, из привычных и неожиданных материалов, вплоть до слоновой кости. Общее у них одно: все они либо маленькие, либо очень маленькие с характерной крохотной чашей, что является результатом их адаптации к местной эстетической и практической традиции. А вот трубки, которыми пользовались родители Романа Кима, пришедшие в конце XIX века в русское Приморье с Корейского полуострова, совсем иные.

Китайские и корейские курительные приборы тоже в изобилии представлены на японском рынке антиквариата. В память о корейском происхождении своего героя несколько лет назад я приобрел одну такую: металлическую, с золотым узором на темном фоне, в который вписаны разные благопожелательные иероглифы, с широкой (по сравнению с японской) бронзовой чашей. У моей есть одна особенность: она телескопическая, легким движением руки раздвигается в середине и становится длиннее почти вдвое от первоначального размера, достигая 39 сантиметров. Время изготовления ориентировочно —1910-е годы.

Местные эксперты говорят (впрочем, не вполне уверенно), что длинные трубки предпочитали дамы (совсем как у нас, добавляя себе нотку элегантности красивым мундштуком), а короткие выбирали мужчины. Отнюдь не являясь специалистом в вопросах табакокурения, все же позволю себе усомниться. Длинные, аж до метра длиной, корейские и китайские трубки – обычный элемент старых картин и фотографий, запечатлевших эти курительные приборы в руках у представителей обоих полов. Впрочем, чтобы увидеть такие трубки, даже не обязательно рассматривать старинные изображения. Например, подобный предмет постоянно мелькает в малоизвестном у нас китайском фильме «Железнодорожные тигры», посвященном борьбе китайских партизан с японскими захватчиками в 1930-е годы. Любимый аксессуар главного героя, роль которого исполнил сам Джеки Чан, – длинная трубка. Правда, у него она явно не складная, и, судя по тому, что он пользуется ею не только на манер маршальского жезла, указывая соратникам ориентиры на местности и направления атаки, но и наносит удары по «кумполам» японских захватчиков, изготовлена трубка из какого-то особого прочного и тяжелого металла вроде чугуна.

Похожую трубку курит во второй части сериала «Исаев», рассказывающего о приключениях будущего Штирлица во Владивостоке, его связной Чен по кличке Марейкис в исполнении Андрея Мерзликина. И это трудно назвать совпадением.

«Товарищ Исаева по борьбе, чекист Марейкис, он же Чен, списан мною во многом с замечательного человека, хорошего писателя и мужественного борца за революцию Романа Николаевича Кима. Нелегал, работавший во Владивостоке всю оккупацию, человек, днем посещавший университет, а по ночам выполнявший головоломные операции против белых, Роман Ким еще заслуживает многих страниц в книгах и многих метров в новых фильмах…» – так говорил о нашем герое автор Штирлица Юлиан Семенов{113}. Трубка Кима оказалась трубкой Чена, а сам Чен – Кимом. «Змея съела свой хвост», – говорят на Востоке: история закольцевалась.

Наверно, трубка – это не просто аксессуар. Это предмет, позволяющий его обладателю почувствовать себя человеком непростым, необычным, способным на нечто большее, чем исполнение предначертанных ему функций. Трубка – символ индивидуальности, она сопровождает тех, кто хочет подать сигнал окружающим: «Я – из племени вершащих судьбы мира». Не случайно же говорят, что, например, у индейцев при принятии решений по важнейшим жизненным вопросам (в том числе о войне и мире) исполнялись ритуалы, связанные с курением табака. В русский язык вошло выражение «трубка мира», и если писать его в дореволюционной орфографии, где кроме «и» была еще «i», то еще придется задуматься, о каком именно мире идет речь.

Японский мастер хайку и современник Романа Николаевича Кима Миёси Тацудзи написал однажды трехстишие, к которому нечего добавить и остается только еще раз взглянуть на нечищеную трубку старого шпиона со срезанным клеймом на боку:

Обращаются в пепел минувшие весны.

Разгорается весна нынешнего года.

Это Трубка Мироздания – кто ее курит?[20]

Встреча принцев в Балаклаве

Экспонат № 34

Картина К. К. Зефирова «Водолазы. ЭПРОН», репродукция

У советского художника с простым именем, но замечательными отчеством и фамилией – Константина Клавдиановича Зефирова есть серия живописных работ, посвященных морякам (их нельзя без разрешения публиковать, но несложно найти в интернете). Среди них особо выделяются картины с несколько технологичными названиями: «Водолазы. ЭПРОН», этюд к ней под тем же названием, но частью картины не ставший, и даже «Водолазное снаряжение». Все они написаны в одно время – в 1932 году и в одном месте – в крымской Балаклаве, неподалеку от Севастополя. Город, бухта, водолазы в ней и даже их снаряжение – все это локации, персонажи и предметы, культовые для 1920—1930-х