ее и детей своим присутствием. Бывало и так, что пару недель побудет дома и снова уедет куда-нибудь в Фиваиду. А туда, до первых порогов, только плыть месяц. Обратно, по течению, куда быстрее, конечно.

— Да, — кивнул Святослав, который качал на коленях дочь. Та уже лопотала вовсю и дергала отца за усы, свисавшие ниже подбородка. — В Константинополь с флотом пойду. Только пока не знаю когда.

— Если вдруг дитя без тебя родится, как назвать? — смахнула непрошеную слезу Юлдуз.

— Если сын, то пусть будет… Георгий, — ответил после раздумья Святослав. — А если дочь, то по святцам посмотрите. Кого в тот день поминают из святых, такое имя и дайте.

— Хорошо, — кивнула Юлдуз. — Дядюшка на ужин звал. Пойдем?

— Конечно, — кивнул Святослав. — Нешто я дядю обижу. Отдохну только и пойдем. Весь день в седле провел.

Святослав снял пурпурные сапоги, размотал портянки и вытянулся на кровати, расслабив гудящее тело. Ему идет третий десяток. Он молод и силен, но даже ему тяжело бесконечно колесить по огромной стране, населенной миллионами людей. Вот ведь как вышло забавно. Во всей Словении несколько сот тысяч человек живет. Впрочем, кто их там считал по лесам и степям. А тут по прошлой переписи — без малого четыре миллиона. И это немного еще. Если удастся запасы зерна делать, чтобы пройти голодные годы, то и все пять будет. А больше пяти миллионов Египет кормить не может. Всегда так было. Правда, дядя Стефан говорит, что если новые каналы прорыть, старые расчистить, да еще и рыбу в пруды запустить, то и вдвое больше народу пропитание найдут. У Святослава даже голова закружилась от такого. Десять миллионов! Десять! Это как во всей Анатолии, богатейшей и самой густонаселенной провинции империи.

— И в Африке шесть миллионов живет, — задумчиво сказал он сам себе, разглядывая балки потолка. — Интересно, что отец сделает с ней? Ведь пока все подати в Константинополь шлют. Надеется на что-то? Непонятно. Опять хитрость затеял какую-то. Это что же получается? Центр страны на юг смещается. Когда еще Словению люди заселят. Там пока что леса одни. И если отец умрет, как я буду этой махиной из далекой Братиславы править? Я ведь не отец. Тут себя обманывать не надо. Я обычный человек, а он словно полубог древнегреческий, который на себе небесный свод держит. Прости меня, господи, нечистых демонов поминаю всуе. Пора идти!

Святослав упруго вскочил и пошел во дворец дяди, соединенный с его жилищем подземной галереей. Там, на террасе, уже накрыли ужин, а если быть точным, то дипнон, поздний обед. И подавали его тогда, когда немилосердное египетское солнце слегка умеряло свой жар, а ветер приносил с моря долгожданную прохладу. В такие минуты Александрия становилась истинным раем. Райским был и вид с террасы — прямо на порт и великий маяк. Одно из двух чудес света, уцелевших с незапамятных времен. Святослав оперся на перила и вглядывался в морскую гладь так, словно видел ее впервые.

Лаврик — счастливчик, — грустно подумал он. — Делает то, что любит. И Айсын, рожа косоглазая, тоже. Со своей конной тысячей гоняет туарегов по Африке, отбросив их за горы Атласа глубоко в пустыню. И Вячко, назначенный магистром милитум, до седьмого пота муштрует пополнение, прибывшее со всех концов мира, от Нубии до Норвегии. Уже набрали четыре легиона, но опытных воинов из них — лишь малая часть. И только он не принадлежит сам себе. Над ним висит долг. И этот долг он исполняет так, как и пристало воину — добросовестно и без жалости к себе. Он не устраивает ежедневных пиров…

— Святослав! — услышал он удивленный голос дяди, который перебил его размышления. — Мясо остынет, а вино станет теплым и противным. Его держали в самом глубоком подвале! Испортить такой вкус ожиданием — просто кощунство!

— Да, дядя, уже иду, — ответил Святослав и сел за стол.

— Яхта пришла из Триеста, — сказал Стефан, едва пригубив вино. — Она доставила письмо от твоего отца. Тебе надлежит привести флот к стенам Константинополя ко дню усекновения головы Иоанна Предтечи.

— Начало сентября? — задумался Святослав. — Это хорошо, успеем подготовиться. Кстати! А как наша торговля с Нубией, дядя?

— Пришла первая партия слоновой кости и золота, — ответил Стефан. — У них неурожай. Мы заплатили им излишками зерна. Негус Севера теперь наш с потрохами. Без хорошего оружия ему не выжить.

— Я хотел поговорить с отцом вот о чем, дядя, — сказал Святослав, жуя изысканные яства, не чуя их вкуса. — Как думаешь, он разрешит нам бить свою монету? Если начнется поступление золота из Нубии, мы могли бы взять на себя чеканку солидов и тремиссов. Возить деньги из-за моря долго, хлопотно, да и опасно. В Александрии еще совсем недавно был свой монетный двор.

— Думаю, это возможно, — ответил, подумав, Стефан. — Торговцы жалуются на недостаток копеек и грошей. Скажи ему только, что будут использоваться лишь те штемпеля, что вырежут в Братиславе. Если он увидит местные корявые поделки, то его хватит удар. Твой отец почему-то… кстати, интересно, почему… очень трепетно относится к красоте и к искусству вообще. Странно, не замечал за ним такого в детстве. Обычный был мальчишка-варвар. Бегал как все, голышом до самых морозов, и за милую душу лопал желуди и тухлую рыбу. Из красивого у нас была только мама. И то я могу преувеличивать. Я был тогда очень мал.

— Владыка Григорий мне говорил, что господь послал отца в этот мир, чтобы спасти его от надвигающейся тьмы, — убежденно ответил Святослав. — И мне кажется, он прав.

— Я тоже иногда так думаю, — кивнул согласно Стефан. — Не будь его, здесь уже сидел бы арабский наместник. Кстати! Мне недавно принесли несколько древних фигурок. Их откопали в каком-то разрушенном городе в Фиваиде. Вон они стоят! Забери их с собой и подари отцу.

— Какое необычное лицо, — сказал Святослав, разглядывая бюст женщины с тонкой длинной шеей, в высоком головном уборе. — Красивая баба, жаль только, глаза одного нет. Как думаешь, дядя,