К какому именно арабо-советскому кризису могло привести это подробное изложение, должно оставаться в сфере предположений, потому что оно так и не было представлено, по крайней мере официально. Однако, похоже, что Эйдуку, возможно, разрешили прочитать копию или каким-то другим способом заставили почувствовать жар; иначе трудно объяснить публикацию в «Известиях» 30 ноября статьи, на удивление проараской, приписываемой ему. В нем восхвалялась американская миссия за то, что она полностью оправдала ожидания советского Союза в оказании помощи голодающим и тем самым подтвердила подписание Москвой Рижского соглашения. Но в нем содержалась резкая критика слабой работы в вопросах оказания помощи со стороны советских официальных лиц, включая даже некоторых собственных агентов Эйдука в округах. Особенно одиозными были те туповатые бюрократы, «погрязшие в волоките», которые либо не относились к работе АРА с должной серьезностью, либо не понимали ее, либо даже не слышали о ней. Многие так и не смогли избавиться от своих рабочих привычек, существовавших до НЭПа, оставаясь погрязшими «в бумажной рутине, вечных комиссиях, бесконечных встречах». В результате были случаи, когда американская еда простаивала в одном месте, в то время как люди поблизости умирали от голода. АРА заслуживает активного сотрудничества, «а не вдумчиво-мечтательного отношения».

Это был действительно неожиданный и долгожданный взрыв. Одной из обычных жалоб АРА была неспособность советского правительства должным образом предать огласке свои операции по оказанию помощи, как того требует Рижское соглашение, но это, безусловно, был большой шаг в правильном направлении — как и аналогичный материал Эйдук для «Известий» от 8 декабря, который снова представил АРА в позитивном свете: «Есть реальная еда, есть реальная помощь».

Независимо от того, удалось ли этим статьям разжечь огонь среди равнодушных местных чиновников, полномочные представители Эйдука продолжали вмешиваться. Большая часть их энергии, казалось, была направлена на создание впечатления, что АРА была совместной советско-американской операцией. Хотя это и должно было оставаться источником напряжения на протяжении всей миссии, в начале основным полем битвы за присвоение заслуг был RAKPD. Хотя в конце ноября Хаскелл отдал приказ округам ликвидировать это неблагонадежное учреждение, по крайней мере, стереть его название, люди Эйдука и некоторые местные чиновники сочли выгодным сохранить его в живых.

Невежество местных сыграло им на руку. «Русскоязычный американец» в «RAKPD» должен был признать вклад в усилия по оказанию помощи десятков тысяч местных граждан. Но с самого начала «российско-американский» широко понимался как равная доля контроля АРА и советского правительства, что неизбежно дало бы последнему преимущество. В Симбирске, где ликвидация RAKPD была особенно затянувшимся делом, американцы были сбиты с толку тем фактом, что обычные люди просто не могли представить себе существование государственного органа, в котором советское правительство не было контролирующим фактором. Для них, сообщает Сомервилл, «русский» в «русско-американском» могло означать только правительство, «ибо кто мог подумать, что русский относится к чему-то настолько устаревшему, как русский народ!»

Партийные и советские чиновники могли знать или не знать лучше, но в любом случае они не собирались отпускать такую хорошую вещь, не оказав сопротивления. В Симбирске, как и везде, нейтрализовать RAKPD предполагалось так же просто, как изменить его название на АРА. Однако, по словам Сомервилля, удалить «пять вызывающих беспокойство букв» было легко только в теории, поскольку «на практике от них оказалось так же трудно избавиться, как от пресловутой кошки с девятью жизнями. Они всплывали бы самыми неожиданными и раздражающими способами».

Боуден из Царицына пожаловался Хаскеллу, что его усилиям по ликвидации RAKPD препятствовали махинации двух мужчин, каждый из которых утверждал, что является полномочным представителем Эйдука: «Сейчас я столкнулся с необходимостью избавиться от комитета, который был убежден, что его полномочия и достоинства должны быть очень велики. Это осложняется присутствием двух представителей Центрального правительства в Москве, которые, похоже, считают, что функции АРА должны ограничиваться инспекцией и контролем». К этому моменту времени — середине осени — институциональное взаимодействие между АРА и советским правительством в Москве полностью отличалось от того, что планировали руководители в Соединенных Штатах и Лондоне при организации и укомплектовании российского подразделения. Человеком, нанятым для ведения этих отношений для АРА, был начальник отдела связи Арчибальд Кэри Кулидж, который был необычной фигурой в московской штаб-квартире. Кулидж был выдающимся профессором истории в Гарварде, где Голдер был одним из его аспирантов, и директором университетской библиотеки. Он много путешествовал по царской России, где в 1890-91 годах в течение шести месяцев служил исполняющим обязанности секретаря американского представительства в Санкт-Петербурге. Гувер сам телеграфировал Кулиджу в Кембридж, чтобы тот заручился его услугами в русском подразделении в качестве его «политического советника и дипломатического посредника» с советскими властями. Кулидж понимал, что это означает, что он будет главной политической фигурой миссии, чего, вполне возможно, изначально хотел Гувер. Однако вскоре после прибытия в Москву Кулидж понял, что ему уготована второстепенная роль. За это были ответственны два человека: Хаскелл и Эйдук.

Сразу после встречи с Хаскеллом Кулидж почувствовал, что это тот человек, которому нужно полностью командовать. Личные отношения между ними, по-видимому, всегда были сердечными и на самом деле начинались особенно хорошо, Кулидж с облегчением обнаружил при их первой встрече в Нью-Йорке, что Хаскелл не соответствовал репутации кадрового армейского офицера. «Он понравился мне, поскольку показался ясным, умным, энергичным. Я думаю, он чрезвычайно способный. Он был очень дружелюбен, и я не обнаружил ни капли высокомерия, которое так часто можно встретить в офицерах нашей регулярной армии определенного типа». Но незадолго до этого Кулидж заметил в частном порядке, что полковник не склонен прислушиваться к советам — «это его шоу» — и что вопреки тому, во что Кулиджа заставили поверить, начальник отдела связи был переведен в подчинение директора миссии, как и другие руководители подразделений.

Помимо личности и административного стиля Хаскелла, само существование советской системы связи само по себе отвлекло бы Кулиджа, поскольку Эйдук намеревался иметь дело непосредственно с начальниками различных подразделений АРА и с Хаскеллом. Это привело к значительному сокращению роли Кулиджа и его сотрудников, в основном это была работа по репатриации американских граждан, проживающих в России. Это была беспрецедентная деятельность для АРА, которая выпала на ее долю из-за отсутствия официальных американо-советских отношений и того факта, что пункт 27 Рижского соглашения обязывал советское правительство содействовать выезду из России всех американцев. Их количество не было незначительным из-за присутствия такого большого количества бывших русских эмигрантов в Соединенных Штатах. Таким образом, штаб-квартира АРА взяла на себя функции консульского учреждения, координируя свою деятельность по репатриации с американской миссией в Риге. Отдел связи был еще более маргинализирован созданием в январе 1922 года отдела коммуникаций для решения вопросов рекламы.

К тому времени Кулидж уже паковал чемоданы для возвращения в