«Если там снайпер, то логично предположить, что в руках он держит именно снайперскую винтовку. А раз так, то пуля имеет большую первоначальную скорость и, следовательно, достаточно большую пробивную способность. А что случится тогда, когда такая вот пуля пробьёт каску и, по чистой случайности, ударится о металлическое лезвие штыка? Разумеется, это может быть чистой случайностью. Так сказать: одна случайность на миллион. Но все, же это же может быть? Может. А раз может, то очевидно, что после такой неудачи ничего хорошего со мной точно не будет. Очень вероятно, что будет рикошет. И куда, а точнее, в кого этот рикошет прилетит — одному Богу известно!»

Конечно, вполне возможно, и даже, скорее всего, я чрезмерно перестраховывался, нагоняя жути сам на себя и делая лишние движения. Однако я находился на войне — самой страшной войне человечества. А тут перестраховка никогда лишней не бывает. Её может быть недостаточно, это да. А вот лишней — вряд ли.

В памяти всплыл момент из прошлой жизни, когда я посещая музей видел один экспонат датированный временами Второй Отечественной войны — пуля, пробившая другую пулю. На полях боя, даже такое случалось, что уж говорить про рикошеты. Так что лучше уж перестраховаться и остаться в живых, чем не поберечь себя, не обратив внимания на мелочь, и на скором поезде отправиться в мир иной.

Себе я такого сейчас позволить не мог. Я получил великий дар, и с помощью его собирался помочь стране и народу громить врага. И мои желания были вполне выполнимыми, ведь обладая умением видеть в темноте, прицельно стрелять на дальние дистанции, чувствуя, и точно зная, где именно через две-три секунды будет моя цель, я существенно отличался от любого другого снайпера, не говоря уж об обычном красноармейце. Да что там говорить… Вполне очевидно, что я отличался вообще от всех обычных людей, живущих сейчас в этом мире. Но, невзирая ни на что, я оставался человеком. Человеком, который очень хочет помочь разгромить врага. А значит, и помирать мне было пока ну никак нельзя!

Исходя из понимания, что необходимо стараться исключать все возможные случайности, перевернул винтовку прикладом вверх и, надев каску на приклад, приподнял оружие над краем воронки.

Выстрел врага последовал через секунду. И понял я что снайпер выстрелил не сразу. Вначале почувствовал сильный удар, увидел как каска взлетела вверх, и только после этого до ушей долетело приглушённое: «Бух!»

От неожиданности и силы удара у меня чуть винтовка из рук не выпала. Да, я знал, что удар пули мощный, и у некоторых людей, которым довелось получить пулю в бронежилет, на теле от такого близкого знакомства остаются синяки. Но, всё же, для меня было неприятным сюрпризом, что энергия пули будет настолько сильной. Да и неожиданно это произошло. Ещё «Бах!» не прозвучало, а пуля уже тут.

Члены моей группы в тот момент, когда каска слетела с приклада, невольно пригнули головы и посмотрели в небо, прислушиваясь.

Больше выстрелов не прозвучало. Садовский поднял мою каску с земли, быстро осмотрел её и, присвистнув, протянул лейтенанту.

Тот поглядел на отверстие в боку железного изделия и, потрогал его пальцем и переведя взгляд на меня, то ли спросил, то ли констатировал:

— Снайпер⁈

— Увы и ах, но да, — ответил я, разглядывая отверстие от застрявшей в прикладе пули.

Так как сам я не был профессиональным снайпером, как и не был экспертом в области оружия и боеприпасов, то определить по оставшейся части пули, из какого именно оружия по мне вёлся огонь, я не мог. Но точно я знал одно, по реакции врага было видно, что тот является профессионалом.

Не успел я высунуть приманку наверх, как цель была поражена. А это значило, что противник, кроме того, что профессионал, ещё и находится относительно недалеко от нас.

Я помнил, что в среднем, если огрубить, то пуля от винтовки летит со скоростью около тысячи метров в секунду. Сейчас я услышал звук выстрела, и почти мгновенно пуля попала в каску. Следовательно, противник находится не так далеко. Не более километра от нас.

Своими мыслями поделился с командой.

— Тогда получается, что он стреляет не из города, а выдвинулся далеко вперёд от его окраины, — подвёл логический итог услышанного Воронцов.

— Получается, что так, — согласился с ним я.

— И где он тогда засел?

— Сложно сказать, но можно предположить.

— Слушаю.

— Очевидно, что у противника должна быть такая позиция, чтобы он нас хорошо мог видеть. А значит, он не может просто лежать на земле или прятаться в воронке, ведь наша местность чуть выше местности пригорода Троекуровска. Из этого мы можем сделать вывод, что снайпер находится на какой-то возвышенности. А там, как мне помнится, их всего две. Развалины одноэтажного строения и конюшни. Конюшня деревянная и после всех боёв, обстрелов и бомбардировок сгорела почти дотла. Пара стен только осталось, и те обгорелые, да и то не догорели лишь благодаря вовремя пошедшему дождю. А вот дом был каменным, поэтому ему посчастливилось частично уцелеть, потеряв лишь потолок и часть одной стены. Вот мне кажется, что именно там этот гитлеровец и прячется. Точно сказать, естественно, невозможно. Стереотрубы у нас нет, а значит, увы, но точное место положения противника придётся определить визуально без применения технических средств.

— Да как ты посмотришь, коль ентот снайпер стреляет сразу⁈ Да как, при этом, метко бьёт, зараза, — логично вопросил Зорькин и, покосившись на Воронцова, смутился: — Извините, товарищ командир, что без разрешения. Боюсь я за нас. Не хотелось бы ни за грош пропадать, — он посмотрел на стенающего Апраксина и повторил: — Не хотелось бы вот так…

— Отставить панику, — отрезал лейтенант госбезопасности и посмотрел на наручные часы. — В августе темнеть начинает более-менее рано, поэтому посидеть нам тут надо всего ничего, — он вновь глянул на часы, уже менее бодро добавил: — Чуть более полусуток.

— Ну да, мы ж с утра выдвинулись… А темнеть начнёт часов в семь-восемь вечера, — согласился с очевидным Садовский. — Значит, тут будем устраиваться до тех пор?

— Другого варианта нет.

— Это что ж мы, тут нежрамши весь день будем? Животы к спине прилипнут, — нахмурился Зорькин.

— Да, знамо дело, надо было бы хоть супайка да тушёнки набрать, — поддержал его Садовский. — Но, как говорится: «Знал бы прикуп, жил бы в Сочи».

В