Шрифт:
Закладка:
«Заявление» Дессауэра, отличающееся по тону не только от статей г. Зафира, но, нельзя не сознаться, что и от писем братьев Гейне, гласит так:
«Юморист» г. Зафира и «Fremdenblatt» г. Густава Гейне сделали меня мишенью задевающих честь нападок и инсинуаций. Так как я, очевидно, ни от одного из обоих названных господ не могу получить удовлетворения иначе, как по суду, то по возвращении своем в Вену я и избрал это последнее средство и привлек их к судебной ответственности. Публика, бывшая свидетельницей нанесенных мне обид, в свое время узнает приговор суда.
Кроме того, заявляю, что поставляемое мне в вину статьями обеих упомянутых газет сообщение относительно Жорж Санд – сочинено, что я каким-либо «любовным успехом» у этой дамы ни перед г. Зефиром, ни перед графом Ауэрспергом, ни перед кем-либо иным никогда не хвастался, и я твердо уверен, что благородный граф, мой высокочтимый друг, никогда этого г. Генриху Гейне не говорил.
Вся эта побасенка появилась, прежде всего, в гейневской «Лютеции». Поскольку указанное место в ней касалось меня лично, я считал, что не стоит труда опровергать его. Я и тогда презирал нападки Гейне и теперь презираю их. Но то место его книги затрагивало, помимо меня, еще и даму, уважению которой я придавал слишком большую цену, чтобы по отношению к ней оставаться под подобным подозрением. На адресованное тогда же к ней свое письмо я получил от нее следующий ответ, который меня в этом отношении совершенно успокоил, и который я здесь и оглашаю, пользуясь позволением этой дамы, и в виде отражения всяких дальнейших нападок».
Следует приведенное уже нами выше письмо Жорж Санд от 23 ноября 1854.
А затем Дессауэр прибавляет:
«Всякие дальнейшие разъяснения по этому поводу я считаю излишними и спокойно предоставляю читателям произнести свой приговор над всеми причастными к этому делу.
В заключение благодарю друзей, которые в мое отсутствие и без моего ведома вступились за меня, и подтверждаю справедливость указания их относительно обращенной ко мне со стороны Гейне и отклоненной мною просьбы о займе денег».
Иосиф Дессауэр.
Вена. 3 сентября 1855.
Ауэрсперг был в это время в Париже, и потому лишь по возвращении своем мог ответить на письмо Дессауэра, который этот ответ тоже напечатал:[218]
Турн на Гарте. 26 сент. 1855.
Уважаемый друг!
Без моего ведома и, к моему сожалению, против вас публично употребили оружием исходившее от меня безобидное мнение, без всякого умысла произнесенное мною два года тому назад в самом непринужденном частном разговоре. Мне служит при этом успокоением то, что я и теперь не имею оснований отказываться ни от единого из произнесенных мною тогда слов, которые я все еще очень хорошо помню.
Нахожу однако, что в том сообщении, которое вкладывается мне в уста письмом, напечатанным в № 202 «Fremdenblatt», мой тогдашний отзыв и по содержанию, и по выражениям передан неверно. Мой совершенно случайный и простой вопрос о характере ваших сношений с той дамой (о которой вы при мне так охотно и часто вспоминали) является в этом сообщении превращенным в фактическое обвинение, какого я никогда и не произносил и не мог произнести. Недавно лишь в Париже (где я впервые узнал об упомянутом письме) я сам прямо и добросовестно объявил это Гейне, и я должен без всякого колебания, согласно с истиной и в ответ на ваше письмо от 24 сентября из Граца, повторить это здесь и вам.
Преданный вам
Ант. граф фон Ауэрсперг.
Его Высокоблагородию Г. Иосифу Дессауэру
Грац. Гостиница Эрцгерцога Иоанна.
Г. Зак утверждает далее, что Ауэрспергь «вовсе не был» у Гейне в этот приезд и будто бы только поспешно «проехал (?) мимо квартиры Гейне». Д-р Франкль говорит определенно о том, что «перед своим отъездом из Парижа граф Ауэрсперг, очень раздраженный письмом Гейне, вновь уже не посетил его». Таким образом, на ответственности г. Зака остается опровержение весьма ясного указания самого гр. Ауэрсперга. Впрочем. гр. Ауэрсперг не говорит, устно или письменно он заявил Гейне о своем неудовольствии на «превращение его простого вопроса в обвинение» против Дессауэра. Своему другу, поэту Франклю, он написал по этому поводу следующее:
1 ноября 1855.
...«Гейневское негодяйство меня отвратительно неприятно затронуло. Хотя мне самоуважение и препятствовало вступать на это загрязненное ристалище, и хотя я мог бы заставить молчать свое негодование, вызванное его попыткой выставить меня в качестве переносчика сочиненной сплетни, но раз меня так затронули, то ни по отношению к нему, ни по отношению к бедному, доведенному почти до настоящей болезни этим оскорблением Дессауэру, я не должен был умолчать, что неправде я никогда не могу и не хочу выдать свидетельства в истине. Таким образом, я по отношению обеих сторон поступил, мне кажется, по долгу совести и чести, не дозволяя, чтобы меня силой затащили на противное мне и чуждое поприще.
Впрочем, в высшей степени печально видеть, как такой дивный талант так жалостно догорает в трясине, видеть торс Аполлона, погрязший в болоте! Насколько было бы благороднее, возвышеннее и более умиротворяюще, если бы Гейне свои великие, даже на смертном одре не успокаивающиеся силы собрал бы для последнего, достойного его таланта творения и закончил бы священной лебединой песнью вместо бранчливого карканья пересмешника. Восхищение его чудным талантом заставило меня некогда искать знакомства с Гейне, искреннее участие к его страданиям заставило меня оставаться у его постели, когда другие, спугнутые прогрессирующим нравственным разложением и гнилью, уже давно отдалились. Я не хочу жаловаться на свое постоянство, но я не должен был бы забывать, что, когда такой божественный кумир падает в навоз, то дело не обходится без того, чтобы окружающие не были забрызганы грязью»...
Процесс, возбужденный Дессауэром, слушался уже после смерти Гейне, весной 1856 г. Густав Гейне не был привлечен к ответственности, ибо суд не признал оскорбительным напечатанное в его газете письмо Генриха Гейне. Зато Зафир предстал перед судом. Эпизод с денежным займом доказан не был, наоборот, Густав Гейне под присягой показал, что, во-первых, брат ему еще незадолго перед смертью, в ноябре 1855 года, поклялся, что у Дессауэра никогда денег не просил, во-вторых, Густав утверждал, что за 2 года перед тем Дессауэр, «называя себя другом Генриха,