Шрифт:
Закладка:
НОВЫЙ ПЛАН БОРЬБЫ С СОВЕТСКОЙ РОССИЕЙ
Постоянно выискивая в своей профессии наиболее уязвимые места противника, я решил, что теперь борьба с Россией должна перейти в новую фазу. О войне нечего было и думать. Возлагать надежды на внутренний переворот также не приходилось. Надо было предпринять что-нибудь в финансовой области.
Во время моего пребывания в Москве внимание советского правительства сосредоточилось на оздоровлении денежной системы. Были выпущены червонцы, курс которых поддерживался высоко. Я взял на заметку это обстоятельство.
За довольно значительную сумму мною были приобретены клише этих червонцев, а также образцы бумаги и красок. Все это могло бы позволить нам выпустить в Англии банкноты, ничуть не худшие, чем это делал советский государственный банк. Несколько десятков миллионов, выброшенных на внутренний и внешний рынки, сильно подорвали бы новое финансовое мероприятие советского правительства и, может быть, даже внесли бы замешательство в дело оздоровления России. Помимо того, эта операция могла принести нам значительные барыши. Я посоветовался о моем плане с агентами, и они одобрили его вполне. К сожалению, я не мог организовать большой беседы на эту тему с беспартийными специалистами, работавшими в финансовых органах. Как я уже сказал, настроение интеллигенции кардинально переменилось, и если бы даже такое совещание было собрано, я не был бы уверен, что заключение специалистов сделано беспристрастно. Кроме того, мое пребывание в Москве стало чересчур опасным. Двое из наших агентов сели, и я сам едва выбрался из засады. Все это заставило меня поспешить с отъездом.
Благополучно мы прибыли с Долгоруким в Петербург, где провели всего только один день. Здесь я получил от нашего агента записку из Лондона, в которой мне было предложено возвращаться как можно скорей. Мы выправили довольно чистые документы и под видом рыботорговцев двинулись на Мурман, в расчете пересесть там на какой-нибудь норвежский пароход. Кроме того, мне хотелось вновь увидеть те места, в которых я провел шесть месяцев пять лет назад.
Очень многое изменилось и на Мурманской дороге. Леса у линии были вырублены, станции отстроены. Я едва узнал Кицу. Но тот фонарь, у которого расстреливали Градова, еще стоял. Мы проехали мимо него.
Чем ближе мы подъезжали к океану, тем сильнее брало меня опасение, что нас арестуют в Мурманске, где очень мало пассажиров и очень многочислен штат агентов охраны. А попадаться в руки сыщиков с клише червонцев в чемодане мне вовсе не хотелось. Поэтому мы не доехали до станции Мурманск, а слезли за двенадцать верст, в Коле. Своим приездом мы не обратили на себя внимания. Полдня мы провели в трактире, разговаривая с лопарями на разные темы. А после обеда приступили к осуществлению плана нашего дальнейшего продвижения.
Здесь была еще совершенная зима. Несмотря на конец марта, снег лежал толстыми синеющими пластами, люди, закутанные в меха, погоняли оленей, и дым стоял колом над домами. Между разговорами мы купили у лопарей четыре запряжки оленей и, взявши двух лопарей в проводники, вечером выехали по целине к норвежской границе.
Нам предстояло проехать около четырехсот миль, и это было не так просто. Только месяц назад мы страдали от жары, а теперь мороз жег нам щеки. Правда, кроме оленей и саней мы приобрели полные комплекты здешней одежды: пимы, малицы и шапки с длинными меховыми лентами, чтобы закутывать подбородок. Но все же мы немало помучились от мороза, хотя выиграли на спокойствии.
За все время нашего путешествия на оленях мы не встретили ни одного человека. Мы ехали без дорог, прямо по снегу, над кустами и болотами. Чтобы сбить лопарей с толку, мы их наняли проводниками до Туломского водопада, и только отъехавши миль за пятьдесят от Колы, переменили маршрут. Лопари поломались немного, но, увидевши английские деньги, согласились. Чтобы не заблудиться в снегах, они долго по ночам смотрели на небо, разговаривая о чем-то на своем непонятном языке. Но мы не боялись заблудиться: с нами был компас, и нам было безразлично, где перейти границу. В этой глуши нет никаких пограничных постов. Ночевали мы в санях, предварительно забравшись до самого подбородка в меховой мешок. Спали, как в лучших санаториях, дыша морозным воздухом.
Утром разводили примус, туго набивали кофейник снегом и варили кофе, приправляя его кусками консервированного молока. Мы пили этот кофе с перемерзшими бисквитами, которые на зубах крошились в пыль. Затем усаживались в сани и ехали, ехали. Олени хорошо бежали по снегу, хотя чувствовалась весна, и некоторые из них уже теряли рога. Несколько раз в день мы останавливались, разогревали грубое консервированное мясо, известное среди моряков под названием "труп бригадира", и закусывали прямо на снегу.
Мы не могли решить, когда именно мы миновали границу. Нам не у кого было спросить об этом. На шестой день пути мы по некоторым приметам убедились, что приближаемся к океану. По нашим расчетам, Вардэ было уже недалеко. На седьмой день утром мы выехали на настоящую проезжую дорогу, со знаками лошадиных подков и полозьев от широких саней. В полдень увидели с горы городок, который мог быть только Вардэ.
Мы подкатили на оленях прямо к подъезду гостиницы — большого четырехэтажного дома с бильярдом на вывеске. Затем мы распростились с нашими проводниками, подарив им "на чай" оленей и сани. Сами поднялись в общую залу, заказали себе комнаты и ванны. Пока ванны грелись, мы успели выпить целую бутылку коньяку в ознаменование благополучного окончания путешествия. Коньяк мы закусывали по здешнему обычаю квашеной морошкой, которая сияла в блюде, как бледное золото.
Через два дня пароход каботажного плаванья доставил нас в Нарвик. Оттуда по железной дороге мы переправились в Стокгольм и еще через пять дней были в Лондоне.
ПОЛИТИКА МАРКИЗА КЕРЗОНА
15 апреля 1923 года. Я вступил на почву великого города не без некоторого волнения. Мне казалось, что опять меня здесь поджидает неприятный сюрприз, как после первого путешествия в Россию. Мой дед пытается меня успокоить. Он говорит, что консерваторы у власти — лучшая гарантия устойчивости политики. Завтра я должен это испытать на себе. А сегодня я себя утешаю мыслью, что это именно так.
Дед нисколько не постарел за время моего отсутствия. Наоборот, он с юношеской энергией работает над проектом, который должен обезопасить Англию от налета аэропланов в будущей войне.
На этот раз, по его мнению, английское правительство должно изготовить стальную сетку и развернуть ее над Лондоном и фабричными районами. Сетка эта не сможет задержать солнечный свет, но бомбы будут разрываться от соприкосновения с ней.