Шрифт:
Закладка:
Какие планы вынашивал князь его сын представлял с трудом, но был полон решимости помочь в их осуществлении. Дюжинноцепная чернокнига, отданная Юрию, была невероятной ценностью и его возможностью возвыситься в семье и по жизни. Может быть, даже стать когда-нибудь наследником. А что смогут возразить его братья опытному ветерану-ревнителю, севшему на княжий трон? Да ничего. Их подданные не поймут. Никто не поймет.
Только всё пошло не так, как надо!
Первое впечатление на одноклассников он произвести не смог. Двое иноземцев с разумными чернокнигами отвоевали всё внимание. А потом еще и потоптались всласть на его, Юрия, будущей должности, брезгливо перекидываясь славной позицией как замызганной сифой. В итоге он получил место «лидера класса» худшим из возможных образов! И, более того, Дайхард, проклятый черноволосый деревенщина, оказался прав — громкое имя было пустышкой! Подай, принеси, оповести, проследи, донеси… мальчик на побегушках и только!
А ведь еще по вечерам нужно из кожи вон лезть, чтобы успевать учиться. Нужно придумывать что-то и изворачиваться, чтобы не прослыть с прилюдных ядовитых слов зеленоглазого брюнета служкой для класса. Нужно, нужно, нужно…
Ренеева никто не готовил к подобному, но парень был уверен — надо барахтаться! Надо завоевывать авторитет! И лучшее, что он может для этого сделать — поставить Дайхарда Кейна на место. Тот как раз, как нельзя кстати, поставил на место аловолосую баронессу! Надавать ему тумаков на дуэльной площадке, может, подпалить чуть-чуть… и всё, лед тронется! За должностью «лидера класса» должна стоять ясно видимая сила! Потом, после победы, Юра сможет сколь угодно долго отклонять вызовы Дайхарда, жаждущего реванша. Он же лидер класса, он занят!
Да и не будет у того времени. Многие хотят поквитаться с худородным, осмелившимся отказать обществу в справедливости.
Главное успеть первым, пока разумная чернокнига не научила проклятого брюнета каким-либо еще боевым заклинаниям. А если даже и научила… Юра уже готов! Он справится!
Глава 26
Чуткость — это очень важно. Перед нечуткими людьми закрывается не меньше дверей, чем перед дураками. А если они еще (как часто бывает) неблагодарны, то двери захлопываются с достаточным грохотом, чтобы пробить даже их нечуткость. Правда иногда, в некоторых случаях, это не двери, а крышка гроба.
— Студент Дайхард!
— «Кейн!»
— Я же сказал, — процедил я, выходя на песок Арены, окруженной в данный момент четырехцепниками из другого класса, — Несколько секунд, барон. Тут дело чести!
Ни о какой чести, естественно, речи не шло. Я просто был взбешен как сволочь. Ухо, из которого только что щедро пустили кровь, болит! Ушибы — болят! В кишках тянущее чувство, потому что я под проклятыми арканитовыми солями! Ночь была полное говно! На меня охотятся остатки ушибленной в мозжечок расы даймонов! И вдобавок, ко всему прочему, вызывает директор! Мало того, что послать его в жопу нельзя, так тут еще и эта крыса вылезла, заголосив во всю ивановскую о чем-то там попранном и настаивающем на немедленном удовлетворении!
Ну, сука, держись.
Раздраженные люди соображают очень быстро, хоть и узко. Передо мной стояла наглая, чистая, выспавшаяся цель. Магии нет? Хрен с ним. Использовать гримуар для защиты тоже не могу. Оружия нет, дуэль проводится чисто на магических книгах, так?
Ну и похер, спляшем! Всего-то надо отцепить гримуар Горизонта Тысячи Бед от пояса вместе с цепями, превращая большую красивую книгу в охренительно неудобный, но крайне увесистый кистень!
Первый же взмах развеивает летящую ко мне от Ренеева гадость, похожую на созданную из сочно-синей энергии птичку. Я уже шагаю вперед, точно также как и с Аркендорф, только пылая жаждой крови и насилия. Княжич оказывается не робкого десятка, он хоть и ошеломлен таким использованием колдунской литературы (а как ошеломлена Фелиция — словами не передать!), но умудряется выпустить еще три заклинания. Режущую дугу бело-синей энергии я принимаю на вовремя перехваченную книгу, струю какой-то непонятной жидкости, вдруг забившей со страниц гримуара противника, банально обхожу, так как дурак-лидер слишком высоко поднял свою чернокнигу и не видит, что происходит. Третье, точнее второе заклинание, что он успел, явленное в реальности в виде полутораметровой полупрозрачной стены (прямо с кирпичиками), я тупо разбиваю своим «кистенем». Хотя мог бы и обойти.
Дальше песок заканчивается, и начинается, собственно, слепой дурак, продолжающий творить струю неведомой херни, радостно летящей мимо. Бью ногой от души, от всей своей пролетарской ненависти к мутным предательским крысам, лишенным, как оказалось, малейшего чувства благодарности. Носок моего ботинка под сдавленные вопли зрителей врезается в пах Ренееву, снизу вверх, самым сочным из возможных образов. Вырываю погасшую книгу от сгибающегося в муках княжича, выдаю ему коленом в нос, опять-таки с душевного размаху, а затем, видя, что тот чудом удержался на ногах, начинаю лупить его по голове его же увесистым гримуаром!
— Подлец! — пытающегося согнуться и понежить яйки парня относит от мощного удара томом по уху влево, он перебирает ногами, шатается и кряхтит.
— Прохвост! — вспоминаю я еще одно старорусское слово, которое не так удобно, как рвущийся из груди мат, но тоже ничего, я ж на публике. Это, конечно, с ударом справа. Теперь он приходится больше на челюсть и под углом, от чего «лидер класса» теперь недосчитается зубов.
— Паскудник! — следующий удар вновь в левое ухо, но уже под тревожные крики итальянца, орущего что-то о конце. Не обращаю внимания, еще один удар успею, но надо слово! На «П»!
— Пид… Паразит!! — последний удар разворачивает запутавшегося в ногах княжича ко мне задом, за руки и плечи меня уже хватает кто-то сильный, но разве я могу упустить такую возможность⁈ Да ни в жизнь!
— Подонок! — реву я, выполняя удар по яйцам номер два!
Это всё, полное фаталити. Я ему, кажется, еще и пальцы переломал, которыми Ренеев за поврежденное держался.
А затем меня всё-таки оттаскивают, возбужденно жужжа в здоровое ухо разные глупые слова. Вокруг много-много подростков с квадратными глазами и отвисшими челюстями. Их моим конвоирам приходится даже немножечко подпихивать, чтобы протиснуться с территории Арены.
— Я же говорил, что мы почти не потратим время… — зло бурчал я, прижимая ладонь к ноющему уху, — А вы…
— С-студент Дайхард! Это было… недопустимо! — пищала кукла для полового удовлетворения директора, бледная как мел и с платочком у рабочего рта, — Вы… вы животное! Зверь! Варвар!
В мозгах орала даймон, суля мне анальные кары за такое непрофильное использование её обиталища, сзади сопел поднимающийся по ступенькам Медичи, болело ухо, а от меня по-прежнему попахивало жареным человеком и болотистой почвой. Последнее бесило еще сильнее. Лучше бы пахло кровью и выбитыми зубами Ренеева!
— В-ведите меня, м-мамзель! — рыкнул я на испуганно пискнувшую секретутку, — Нас люди ждут!
— Ох, Дайхард… — вздохнул идущий сзади итальянец, — Вы своей смертью точно не умрете.
— Ерунда, — сопел я в ответ, — Главное — не как человек умер, а скольких он успел убить! В смысле как защищал свою честь! В смысле…
Развить мысль мне не удалось, так как мы пришли к кабинету директора. Ошпарив меня тем, что искренне считала гневным взглядом, девочка на пое… побегушках нырнула внутрь первой, оставив нас с итальянцем за порогом.
— Дайхард… — итальянец говорил удивительно тихо для своего темперамента, — То, что вы устроили — оно было необходимо?
— Чаша любого терпения имеет свой объём, господин преподаватель, — процедил я, — Ренеев предпочитал заливать в мою — бочками. И не делайте вид, что вы не знаете, о чем я говорю.
— Возможно и знаю, — не стал юлить ветеран, — Но вы, так… уничтожив Юрия Викторовича, совершенно точно обрели себе врага в лице его отца, князя Ренеева. Русь очень велика, студент Дайхард… а у князей очень длинные руки. Не делайте вид, что не знаете, о чем я говорю.
— А вы бы сами как
