Неве» пишут: «Бомбы взрывались на берегу, в воде, прямо в толпе, разрывая людей в клочья и подбрасывая их останки на десятки метров. В воздухе проносились оторванные руки и ноги, бревна от пирсов, куски берегового гранита. Обезумевшие от страха люди с дикими криками метались в разные стороны, наталкиваясь друг на друга, но укрыться все равно было негде. Некоторые самолеты, сбросив бомбы, проносились над портом на небольшой высоте, так что можно было отчетливо видеть лица летчиков, и расстреливали толпу из пулеметов, делая по нескольку заходов»[201]. К сожалению, мы сегодня не знаем, сколько тысяч ленинградцев стали жертвами немецкой авиации и артиллерии на Ладоге. Так что маловероятно, что «авиационный генерал фон Рихтгофен» не знал об этих «подвигах» своих ассов, и, отвергая такую возможность, господин Стахов безусловно лукавит.

Большие надежды на срыв поставок в Ленинград немецкое командование возлагало на свои военно-морские силы на Ладоге. Первые 15 немецких десантных судов были доставлены на Ладожское озеро 15 июля 1942 г. По мнению немецкого офицера связи при финском Генеральном штабе, использование этих судов, «вероятно, нанесло бы такой ущерб путям судового снабжения Советов, что Ленинград, в связи с нападением немецких воздушных сил и могущими быть намерениями немецкого военного флота, мог бы быть приведен к падению до осени 1942 г.»[202]. Еще раньше А. И. Микоян сообщил А. А. Жданову о том, что немцы перебрасывают на Ладогу итальянские торпедные катера. «Задача этих катеров, – предупреждал А. И. Микоян, – будет уничтожение флота, занятого доставкой продовольствия. Чтобы не было никаких неприятностей, прошу строго проверить подготовку моряков для отражения этой опасности и обеспечить безопасность Ладожского водного пути Ленинграда»[203]. Действительно, к августу 1942 г. на Ладожском озере были сосредоточены значительные надводные силы противника, которые представляли реальную угрозу нашим перевозкам по Ладоге. Это были, в первую очередь, немецкие тяжелые и легкие десантные баржи (свыше 20 единиц) и 15 десантных и сторожевых катеров; 4 итальянских торпедных катера; 60 финских катеров связи и 1 торпедный катер, а также канонерская лодка (вооруженный транспорт)[204]. С середины августа 1942 г. корабли противника стали появляться в районе большой трассы наших перевозок. Как правило, это были немецкие и итальянские катера, действовавшие в ночное время. В ночь на 28 августа два итальянских торпедных катера атаковали наш конвой на переходе из Новой Ладоги в бухту Морье, но огонь наших канонерских лодок вынудил их убраться восвояси без «добычи»[205]. Однако основные действия, направленные на срыв наших перевозок по Ладоге, будут предприняты позднее.

В августе 1942 г. завершилась массовая эвакуация научно-исследовательских институтов и высших учебных заведений. Вглубь страны выехали около 40 вузов, многие научно-исследовательские институты и конструкторские бюро, ведущие отделения ВНИТО металлургов, энергетики и др.[206] Были эвакуировано 11 из 14 институтов Академии наук, в академических учреждениях в Ленинграде осталось всего 118 научных сотрудников. Если накануне Великой Отечественной войны в 146 научно-исследовательских учреждениях работали 5660 научных сотрудников, то после эвакуации в городе-фронте осталось и действовало около 40 научно-исследовательских институтов, их филиалов, лабораторий, производственных мастерских вузов, в которых насчитывалось до одной тысячи сотрудников[207]. Сознавая свою роль в обороне Ленинграда, отказались от полной эвакуации медицинские вузы – Педиатрический, 1-й и 2-й Медицинские институты, которые на протяжении всей блокады ни на один день не прекращали своей учебной и научной деятельности. Директор Педиатрического института Ю. А. Менделева вспоминала: «Мы были счастливы, когда вопрос об эвакуации был решен отрицательно. В условиях военного времени существование института являлось совершенно необходимым, т. к. нужно было готовить кадры врачей и медсестер. Нельзя было лишать детей Ленинграда ни специальной помощи, ни детского питания. Выпуск врачей следовал за выпуском…»[208].

Хотя улучшение здоровья и бытовых условий позволили ученым еще с весны 1942 г. активно включиться в работу по оказанию помощи фронту, оставшиеся научные силы филиалов институтов, лабораторий и мастерских вузов были не в состоянии самостоятельно продолжить крупные оборонные исследования, а главное – они не могли реализовывать результаты своей исследовательской работы. Поэтому городской комитет партии принял решение о слиянии ряда научно-исследовательских институтов и вузов с фабрично-заводскими предприятиями. Решение предусматривало создание необходимых условий для работы ученых и оказание помощи в восстановлении хозяйства и оборудования институтов. Слияние коснулось в первую очередь тех научных учреждений, которые оказывали непосредственную помощь оборонной промышленности: филиалов Государственного Оптического института и Центрального Котлотурбинного института, лабораторий и мастерских Химико-технологического института им. Ленсовета, Военно-механического института и др.[209]

Эта реорганизация позволила восстановить и развернуть научно-исследовательскую работу по оказанию помощи фронту в более широких масштабах, сконцентрировать внимание ученых на решении самых важных оборонных задач, а также значительно быстрее использовать достижения научной мысли.

Летом 1942 г. были приняты меры и по улучшению деятельности городской комиссии по рассмотрению и реализации оборонных предложений и изобретений, которая в первом полугодии 1942 г. значительно ослабила свои связи с изобретателями и ограничилась рассмотрением только поступавших предложений. Отсутствие у Комиссии детально разработанного плана оборонных исследований привело к тому, что научно-исследовательские институты и многочисленные изобретатели работали над военной проблематикой по своему усмотрению. Главное затруднение в деятельности Комиссии зимой 1941–1942 г. состояло в почти полной невозможности реализовать достижения научно-исследовательской мысли в практику. Восстановление работы ленинградской промышленности весной-летом 1942 г. обеспечило возможность ведения в широких масштабах экспериментальных опытов по созданию новых образцов военной техники. В принятом постановлении Ленинградского городского комитета партии от 23 июля 1942 г. «О работе комиссии по рассмотрению и реализации оборонных предложений и изобретений» были намечены конкретные меры по улучшению ее деятельности. Городской комитет партии предложил Комиссии выявить наиболее актуальные исследовательские задачи по различным отраслям науки и техники и довести их до сведения институтов, а также ускорить рассмотрение изобретений. В состав Комиссии были введены дополнительно такие видные представители научной и инженерно-технической мысли, как П. П. Кобеко, H. Н. Давиденков, Н. П. Антонов, Л.Е. Гассуль, А.В.Загулин, Б. А. Остроумов, H. М. Рейнов и др. Вместо эвакуировавшегося из Ленинграда Н. Г. Никитина председателем Комиссии стал А. Ф. Рудакас[210].

Плодотворную научную работу развернули филиалы эвакуированных институтов Академии наук СССР. Сотрудники Ленинградского филиала Физико-технического института по заданию командования Ленинградского фронта сконструировали ряд новых образцов вооружения[211]. Как отмечал академик А. Ф. Иоффе, «работа филиала, тесно связанная с требованиями Ленинградского фронта, дала много ценного для фронта и для обороны Союза в целом»[212]. В Радиевом институте велось массовое производство светосоставов постоянного действия, необходимых для изготовления многих военных приборов. Работники Астрономического института создавали новые авиационные приборы, продолжали составление астрономических