Шрифт:
Закладка:
– На мосту. Будь готова.
Будь готова к чему? Бежать?
Продолжая смеяться, Боза повел всех на мост. Мы двинулись следом, но шаг за шагом Кинн оттеснял меня ближе к краю. Мое сердце едва не выпрыгнуло из груди, когда на середине моста Кинн с силой сжал мне плечи: сейчас!
И, подхватив меня, перевалился через невысокий парапет, увлекая прямо в речку.
– Что за?.. – донесся до нас возглас Бозы.
Я едва успела вскрикнуть, как ушла с головой под холодную воду. Кинн помог мне вынырнуть, и сквозь кашель я услышала ругательства и гневные крики, которыми разразились Волки. Поддерживая меня одной рукой за талию, Кинн избавился от намокшей шкуры.
– Я… могу… плыть, – выдохнула я, мысленно возблагодарив дядю за поездки на Зеннонские озёра.
Кинн коротко кивнул и отпустил меня. Неуклюже загребая ногами в отяжелевшей обуви, я поплыла прочь от моста. Кинн двинулся за мной. К счастью, нам помогало быстрое течение, и к тому моменту, как Волки с руганью сбежали на берег, мы отплыли достаточно далеко.
Я заметила, что Кинн не приближается к другой стороне, а держится середины, чтобы у Волков не появилось соблазна перебежать за нами по мосту обратно. В этом месте речка была широка, и, если Волки хотели нас достать, им пришлось бы искупаться. Похоже, они пришли к похожему выводу, потому что Боза разразился потоками брани, гулко разносящейся над речкой.
Стараясь не вслушиваться, я обратилась к Кинну:
– Там впереди сужается!.. Мостик!
Волки могли с легкостью нас там перехватить.
– Знаю.
К крикам Бозы теперь добавились другие – судя по всему, Волки заспорили. Я рискнула оглянуться и увидела, что несколько приятелей тянут Бозу обратно, в сторону ворот. На конец тот вырвался из их рук и что есть силы замахнулся. Что-то, блеснув, просвистело по воздуху, и Кинн сдавленно вскрикнул. Я хотела подплыть к нему, но он мотнул головой:
– Не останавливайся.
Я поплыла дальше, а Боза проорал нам вслед:
– Чтоб вас Тени сожрали!
Вскоре с лязгом, слышным на всю округу, захлопнулись арганитовые ворота, которые Тарина, конечно же, оставила для Волков открытыми.
– Давай на берег, – сказал Кинн.
Течение нас сильно сносило, а одежда и обувь казались выруб ленными из тяжелого азонита. Когда наконец мы выбрались из воды, ноги у меня подкосились, и я рухнула в траву. Кинн устало опустился рядом.
Только теперь я смогла спокойно рассмотреть его – и охнула про себя. Его лицо было покрыто ссадинами и синяками, самый большой – на левой скуле. Сам Кинн показался мне старше и немного чужим. Смутившись, я опустила взгляд и заметила, что на левом предплечье его куртка была разрезана и потемнела от крови.
Вслед за мной Кинн посмотрел на рану и, пошевелив рукой, хрипло сказал:
– Мелочь. Повезло.
Не отвечая, я тут же оглянулась в поисках подорожника. Если я чему-то и научилась за прошедший месяц, так это обрабатывать бесконечные порезы и ожоги. Я нашла подорожник неподалеку и, сорвав пару чистых листочков, растерла их в руках, пока не выделился сок.
Не поднимая на Кинна взгляд, я сказала:
– Давай приложу.
Чуть помедлив, он протянул мне руку. Стараясь не показывать, что мне дурно от вида крови, я прижала подорожник к ране.
– Теперь надо бы чем-то перевязать.
В задумчивости я взглянула на себя: вся одежда у меня вымокла, а ткань рубашки была слишком плотной, чтобы ее рвать. Кинн прервал мои размышления:
– Обойдусь и так. Спасибо.
– Но…
Я подняла голову, и наши взгляды встретились. Казалось, за прошедший месяц он стал еще более закрытым, настороженным, а в его движениях появилась резкость. Но сейчас в дымчато-серых глазах светилось какое-то теплое чувство. Повинуясь порыву, я слегка улыбнулась.
И Кинн улыбнулся в ответ. Неуверенно, робко. Но от этой улыбки мое сердце радостно дрогнуло.
Налетел порыв ветра, и я поежилась. Улыбка Кинна тут же пропала, как солнечный луч в хмурый день.
– Надо попасть в поместье, – сказал Кинн.
– Но как же Волки? Что они задумали?
Если Волки устроили в поместье засаду, нам точно конец.
– Займут второй дом, возведут щит. А с утра разберутся с Псами.
– А с нами что? – спросила я, стараясь не думать о том, что значит «разберутся».
Он пожал плечами.
– Нас уже списали со счетов.
Я сжала губы и посмотрела в сторону поместья.
– Это они зря. Там сзади калитка, можем пробраться.
Кинн едва слышно хмыкнул и встал первым, я – за ним, и, пока мы шагали по высокой траве в обход, к бывшим загонам для скота, над вторым домиком загорелся световой щит, подтверждая его слова.
У поросшей плющом кирпичной стены, где скрывалась калитка, были выставлены бочки, так что издали казалось, что ничего тут нет. Калитка оказалась заперта, поэтому пришлось забраться на бочки, а оттуда – на забор. Кинн без особого труда спрыгнул первым, а я замерла, глядя вниз. Земля мне показалась неуютно далекой. Медленно выдохнув, я легла на живот и начала потихоньку сползать, но в последний момент повисла на руках, до боли вцепившись пальцами в кирпичную кладку.
– Я тебя поймаю, – раздался снизу голос Кинна.
Не давая себе передумать, я разжала пальцы, и сердце ухнуло вместе со мной вниз.
Кинн подхватил меня, едва устояв на ногах, а когда отпустил и я повернулась к нему, сказал:
– Нам надо найти какое-нибудь подходящее место.
Еще не до конца придя в себя после такого головокружительного прыжка, я озадаченно посмотрела на него:
– Зачем?
– Вряд ли Псы нас пустят…
Я решительно покачала головой.
– Ты их не знаешь. Тарина могла наплести им что угодно, но там есть люди, которые меня ждут.
Я не стала уточнять, что вождь Псов сделал мне предложение.
Кинн вздохнул.
– Вира, у меня…
– Я знаю про татуировку. Не важно. Я им всё объясню.
Теперь он покачал головой.
– Как хочешь. Но я всё же поищу какое-нибудь место.
И Кинн зашагал к хозяйственным постройкам. Проводив его недоуменным взглядом, я поправила сбившуюся после прыжка мокрую одежду и пересекла задний двор, направляясь к главному входу в дом, где меня наверняка поджидал Олеа. Но, проходя мимо окон столовой, я замерла.
Даже сквозь мерцание щита было видно, что за столом сидят. Ужинают. И Олеа – во главе стола.
Целую минуту я просто стояла и смотрела, как двигаются руки Тарины, всё так же неловко держащие нож и вилку, как Олеа подкладывает себе еды, как Вэльд потягивает что-то из кружки, как Ланда без аппетита ковыряет