она остается по-прежнему скорее «вещью в себе», своеобразным «клубом статусных людей», а настоящим медиатором, посредником между городской властью и гражданскими организациями города ей еще только предстоит быть. Шлейф от опыта работы прежнего Общественного совета будет еще тянуться долго, потому так важно больше информировать жителей города о реальных инициативах Общественной палаты, о которых, в частности, говорили наши респонденты. И можно полностью согласиться с респондентом А1 в том, что у Общественной палаты до сих пор не выстроена правильная информационная политика.

Кроме того, если ОП СПб уже смогла добиться определенных успехов в исправлении явных ошибок исполнительной власти, как, например, возможности авансирования деятельности НКО, получивших гранты от правительства, то в процессе выстраивания серьезного общественного контроля, особенно за процедурой выборов, ей еще представит много сделать, чтобы избавиться от имитационной составляющей.

Представленный здесь текст был подготовлен в 2019 г. С тех пор прошло два года, правда, года пандемии COVID-19 и периода карантина – то почти полного, то ослабевающего. Возможно, что и карантин сыграл свою роль, но авторитета своего в городе ОП явно не прибавила. Приведем здесь несколько выдержек из экспертных интервью, взятых в октябре-ноябре 2021 г.: «Я не считаю Общественную палату вообще общественно значимой организацией, которая достигает целей или ставит перед собой задачи те, которые она декларирует. То есть тут серьезное расхождение между тем, что делается, и тем, что декларируется, как, собственно говоря, часто бывает. Поэтому Общественную палату я вообще не рассматриваю как помощь в решении проблем. Заболтать, потушить»[257]. «Общественная палата? Ничего из себя не представляет, это пустое место, еще может быть хуже, если они решение будут принимать, потому что они вообще ни за что не отвечают, от их решения ничего не зависит»[258].

А вот позиция сотрудника аппарата Уполномоченного по правам человека в Санкт-Петербурге: «Мы наблюдаем, не только наблюдаем, взаимодействуем с Общественной палатой Санкт-Петербурга, и мы можем констатировать, что по тем направлениям, которые безобидны, – условно говоря, например, проверка доступности граждан к объектам культурного наследия – есть у нас такой проект, он реализуется много лет, он связан с проверками. То есть вот здесь Общественная палата готова взаимодействовать. Когда же речь идет об избирательных кампаниях, все мы знаем, что в силу действующего законодательства Общественная палата назначает общественных наблюдателей на избирательные участки, и вот анализ деятельности этих наблюдателей показывает, к сожалению, что общественные наблюдатели фактически выполняют такую декоративную функцию»[259].

И в завершение позиция достаточно активного члена Общественной палаты СПб: (отвечает на вопрос «Что же мешает ОП СПб быть рупором и медиатором для городских общественных организаций?»): «Нынешний состав Общественной палаты к этому приспособлен на полтора процента, потому что все остальные очень уважаемые люди, которые вообще далеки от понимания Общественной палаты в классическом понимании. Для 98 % из них это почетный президиум»[260].

По-видимому, «эффект колеи», согласно которому уже сложившиеся организационные структуры способны эффективно воспроизводиться, действует и в случае Общественной палаты СПб, которая с очень большим трудом пытается избавиться от традиций Общественного совета при губернаторе СПб.

Глава 10

Имитация как возможная практика деятельности институтов публичной политики и ее проявление в различных формах общественного участия

На протяжении всех девяти предыдущих глав этой книги мы в той или иной степени затрагивали тему имитационных практик, когда вместо заявленных в нормативных документах целей созданные институты реализуют совсем иные, нигде публично не заявленные. Ярким примером такой имитации является вся система общественного контроля выборов, которую реализуют Общественные палаты различных уровней, когда подлинной целью является не выявление нарушений, а, напротив, аргументы «общественности», что таких нарушений в реальности не было. Менее явно подобные имитационные практики проявляются и в других формах общественного участия. Именно поэтому продолжает эту книгу глава, посвященная анализу различных подходов к использованию понятия «имитация» в публичной политике, а также рассмотрение возможностей применения имитационных практик в разных формах общественного участия в деятельности власти различного уровня.

10.1. Имитация как понятие: современные дискуссии

Использование термина «имитация» для характеристики определенных практик современной российской публичной политики все чаще встречается сегодня как в материалах электронных и печатных СМИ, так и в статьях научных журналов. Однако для корректного использования этого термина представляется важным разобраться в многообразии его смыслов.

1. Имитация как моделирование. Исходя из смысла латинского термина (imitatio – подражание, подделка), под имитаций в естествознании и технических науках понимают воспроизведение характеристик некоторой системы, ситуации, события или явления в обстановке, отличной от той, в которой протекает реальное явление. И здесь наиболее близким синонимом оказывается понятие «моделирование», в рамках которого явление, сложно изучаемое в природных условиях, можно анализировать в условиях лаборатории. Выделяют два типа имитации – физическая и символическая.

Физическая имитация может быть такой точной, что ее бывает трудно отличить от оригинала, который она имитирует. Однако полнота такой имитации, как правило, не бывает достаточно высокой. Примером могут служить различного рода военные учения либо деловые игры.

Символическая имитация может быть достаточно полной копией протекающих в оригинале процессов, но наглядного сходства с ним в этом случае обычно не бывает. Примером этого является моделирование реальных процессов методом статистических испытаний, иначе говоря, методом Монте-Карло. Подобные исследовательские подходы описываются также термином «имитационное моделирование».

2. Имитация как заимствование тех или иных институтов или практик из других стран, чей удачный опыт представители власти и/или экспертного сообщества хотят использовать для своей страны. Здесь мы оказываемся уже в контексте более широкого концепта – переноса или трансфера инноваций – в правовом, социально-экономическом или политическом поле. В рамках этого концепта выделяют три основные вида подобного переноса[261]. Во-первых, это диффузия инноваций, когда основными акторами являются неправительственные агенты – ученые, журналисты, отдельные политики, которые считали бы желательным перенести в свою страну какой-либо институт – например, институт омбудсмена. Во-вторых, это импорт, когда правительство определенной страны заинтересовано в заимствовании тех или иных практик или институтов (например, при подготовке новой Конституции России в 1990–1993 гг.). В-третьих, это трансплантация инноваций, когда в переносе заинтересовано не государство-реципиент, а некий внешний донор – либо другое государство, либо международная организация (например, ООН или Совет Европы) в стремлении распространять уважение к универсальным правам человека. В этом случае, как и в медицине, откуда был взят этот термин правоведами[262] и экономистами[263], наряду с приживлением трансплантата, возможны и его отторжение или даже злокачественное перерождение. В качестве примера такого перерождения часто приводят институт банкротства, который в условиях правового государства служит более успешному