– Светлана Петровна, простите, я не хотела мешать, но без вас никак… Там эта… из восемнадцатого номера, которая с крысой. Она жалуется, что ее Мотя боится нашего Рыжего. Требует его убрать. А как его уберешь? Он же не собака на поводке. Если что, я за едой для Рыжего Славика в город отправила. Через час все привезет. И в столовой попросила булки сегодня не выкладывать, чтобы дети не таскали и не кормили чаек. – Горничная Галя в нерешительности застыла на пороге номера.

– Галя, еще раз, медленно и по порядку. – Светлана Петровна все еще не могла очнуться от морока воспоминаний и вернуться к действительности. – Какая крыса? Какая еда? И при чем здесь булки?

– Ну как же? Вы что, не помните? – чуть не расплакалась Галя, переживая, что опять все сделала не так. – Дамочка из восемнадцатого номера с собакой. С заколкой… у них обеих то есть. У дамочки…

– Галина, пожалуйста, я сто раз просила… Гостья, в нашем отеле гости, а не дамочки и мужики, – поморщилась Светлана Петровна, вновь став строгой старшей горничной.

– Да, Светлана Петровна, – суетливо кивнула Галя. – Ну эта… гостья… у нее всегда цветок в виде заколки в волосах, а у этой крысы – бантик. Йоркшир, что ли, я в породах не очень разбираюсь. Мотя, то есть Матильда. Дамочка, то есть гостья, ее на руках все время носит, не спускает и целует прямо в рот, то есть в пасть, не знаю, как правильно у собак это называется. Смотреть противно. У них же пахнет изо рта, да? Я не собачница. Мне кошки больше нравятся. А эта Мотя еще и брехливая. Нет, я так-то не против собак, совсем нет. Но собаки, они же, как люди, разные бывают. Одни приятные, а других еле терпишь. Или я не права?

– Галина, давайте отложим на потом обсуждение домашних питомцев и особенностей характера. В чем проблема? Можно уже по делу, быстро и четко? – Светлана Петровна начала раздражаться.

– Так я и говорю по делу. Мотя эта противная… Характер у нее заполошный, и трусливая она. А наш Рыжий этой Моте ничего не сделал. Вы же его знаете. Он первый никогда не начнет. Даже кота из соседнего отеля сколько терпел, пока ему взбучку не задал! Так тот сам виноват. Нечего было заходить на нашу территорию. Рыжий его предупреждал. Потом только морду ему набил. А здесь он даже связываться не стал с этой Мотей. Один раз шикнул – и все. Мотя эта и обосралась на платье хозяйки. Или обоссалась, я не знаю точно. В общем, эта… гостья, хозяйка Моти, требует, чтобы Рыжего убрали с территории отеля. Я ей объясняю, что отель – его дом, он здесь живет и убрать его никак нельзя. И что ее крыса сама виновата – начала лаять на Рыжего, задирать его, а он этого очень не любит. Ну тот и зашипел. Рыжий ведь терпеливый, мне бы его терпение, он не сразу шипеть начинает. Эта Мотя его первая довела. Подбегала, лаяла и убегала, спасаясь на руках хозяйки. Так же нечестно! Ну ведь правда нечестно! Рыжий никогда никого даже не поцарапал. А как он с маленькими детьми умеет? Они ему хвост крутят, а он терпит. Специально приходит, ложится рядом со столом, где ребенок есть отказывается. Вот под уговоры, что котик ест и ребенку надо есть, целую тарелку и скармливают. Малыши смотрят, как Рыжий цепляет лапой сосиску, так в них хоть что запихивай, все проглотят, не жуя. Если женщина расстроенная на качели села, он всегда рядом ляжет. Она его почешет, так вроде боль и отпустит ненадолго. А с этой Мотей… Так любой бы кот не сдержался… Не виноват Рыжий, она его провоцировала. Помните, у нас жила семья с бульдогом? Ну тот, который совсем старенький был и не хотел гулять. Его хозяева еле вытаскивали, чтобы он погулял. Так только Рыжий заставил того бульдога на улицу выходить. Бульдог будто десять лет здесь скинул, хозяева нарадоваться не могли. Рыжему тогда запас корма на несколько месяцев в знак благодарности купили. Бульдога Рыжий выгуливал, бегать заставлял, не отходил от него, чтобы не заблудился. Как нянька или тренер при нем был. Я все это рассказала хозяйке Моти. Что наш Рыжий умеет с любыми собаками дружить… А эта говорит, что ее Мотя – ласковая девочка, а наш Рыжий – наглый котяра. И вообще жалобу собиралась подать, что у нас тут антисанитария. Мол, и паутина везде, и комары роятся стаями. Я ей говорю, мы каждый день сметаем, следим, но тут залив… Всегда комары. А банки с кошачьими консервами для Рыжего закончились, вы распорядились послать в город, чтобы купить те, которые Рыжий любит. К нам-то их не завозят. Славик и поехал.

– Так, а что с булками? – уточнила, потирая виски, Светлана Петровна.

– Так вы тоже говорили. Когда много выкладывают, дети таскают, кормят чаек и лебедей. Рыжий тут же выбегает и охраняет территорию. Прыгает на особо наглых уток, тех, кто на парапет взобрался. Помните, несколько месяцев назад какой скандал был? Когда к Рыжему присоединилась Молли? Вот я и подумала, что надо булок не давать… На всякий случай. Я что, все неправильно сделала?

– Все хорошо, все правильно, – заверила горничную Светлана Петровна. – Принеси мне таблетку болеутоляющую, пожалуйста.

– От чего? – уточнила Галя.

– От всего, Галя! Болеутоляющую!

Галя быстро исчезла.

– Ванечка, давай заканчивать. Галю за таблеткой как за смертью посылать. Но мне правда надо к работе возвращаться. Сегодня пятница – день заездов. Я должна Наташу проконтролировать, Славика. В номерах уборка, заселение. Отпусти меня, а я к тебе потом сама приеду, как с делами разберусь. Ну ты же видишь… они как дети малые. Учишь их, учишь – все без толку. – Светлана Петровна встала, сделала несколько шагов и опустилась в кресло.

– Тетя Света? Что? Вам плохо? – подскочил Иван, став тем самым мальчиком, который всем сердцем полюбил новую жену отца. Ему ведь тоже нужно было кого-то любить. Живого человека, женщину, пусть мачеху, заменившую мать, но неизменно к нему добрую и отзывчивую, нежную. Женщину, на которую он многие годы злился почем зря, с подростковой яростью, даже ненавистью. Женщину, которая до сих пор называла его Ванечкой и, по сути, осталась единственным близким ему человеком.

– Ничего, сейчас пройдет. Давление скачет. Переволновалась я… сейчас, две минутки буквально… отпустит…

Иван кинулся к окну, рванул ставню, впустив свежий