Шрифт:
Закладка:
Жизнь — в городе она кипела. Небольшой стихийный рынок открылся с самого утра и просуществовал практически до обеда, после чего все торговцы и клиенты разошлись. В городе было очень и очень много людей, но что-то неумолимо меня смущало. Подсознание шептало, что не может быть всё так просто и замечательно в этом городе. И я ждал. Ждал вместо того, чтобы просто взять и войти в него, окунуться в его атмосферу. Городская стража — а это была та самая банда «дохлых крыс», с изображением крысиного черепа под пиратский мотив на нашивках, строго бдила и следила за городом, за порядком, за входящими и выходящими их него людей. Вообще, если судить по нашивкам, то к «крысам» относились по меньшей мере половина жителей этого посёлка.
Я ждал и ждал, тратя время и возможность пойти и поесть в этом чудном городе, удивляющего меня запахом булочек из пекарни.
Я уже практически сдался, когда мой глаз зацепился за необычное зрелище посреди наступившей ночи. Фонари города потухли, улицы уже давно опустели, а входящие и выходящие из города одинокие путники, мусорщики и добытчики регулярно проверялись стражами. Прибор ночного видения, подогнанный Тринадцатым, изобразил крайне странную картину. Более трёх десятков людей, двигались крайне странно, входя в город, а городская стража вставала как по стройке смирно.
Часть людей в колонне отличалась от остальных и были значительно мельче. Я убрал прибор и взял обычную оптику, надеясь получить информацию в свете редких фонарей. И я её получил.
Дети. Связанные по рукам и по ногам, мелкими, частыми шагами в город входили дети. Если кто-то падал, его за верёвки поднимали. Некоторых награждали ударами. Сердце застучало куда как активнее, разгоняя адреналин и сгоняя первые признаки усталости и сонливости. Часть детей велась отдельно, и вокруг них было значительно больше охраны. Да и не били их ни разу, в отличии от тех, что шли впереди. Но это не мешало стенам отражать вой и плач. Звуки, что я сперва принял за животных из фермы, оказались просто испуганными детскими голосами.
— ТВАРИ… — сжав зубы прошептал я.
Ладно, признаюсь, я и сам не святой. Но есть вещи — которые являются табу не просто для добропорядочных граждан, а для всех тех, кто называет себя человеком.
Все вопросы, которые касаются меня, моего задания и всего прочего ушли на второй план. Теперь у меня есть вопросы, которые я буду с пристрастием задавать этим задохликам.
Детей увели в большое складское помещение, где закрылись ворота и на улицах вновь воцарилась тишина. Пора найти языка.
Я в мгновение ока сориентировался и нашёл место, куда можно привести пленного, чтобы поговорить без шума и пыли. Да, придётся удалиться и потерять городок из вида. Но это лучше, чем выступить одному против всех из-за поднятой тревоги и бесславно умереть, не сделав ни единого доброго дела в этой жизни. У меня есть понятие чести и справедливости. Пускай они будут сильно отличаться от аналогичных понятий обычного человека, но в вопросе беззащитных детей, я однозначно разделяю тезис, о том, что «жаль смертную казнь отменили». Впрочем, я и сам по себе, та ещё гильотина.
Противники были довольно умелы и дисциплинированы. Пришлось почти что пол часа выжидать за поворотом момент, когда разбитые на пары стражники разделятся. Случилось это возле одной из сторожек. Один пошёл в «кусты», которых тут отродясь не было и быть не могло. Другой жрать и спать. Видимо начальства в ближайшее время не предвидится, раз они так смело обсуждали свои планы и очередность дежурства. Вам же хуже, утырки.
Подошёл практически бесшумно, но недостаточно. Металлический пол имеет свойство шуметь слишком сильно. Обернувшемуся уроду ударил, обезоруживая два удара — в солнечное сплетение и по яйцам, отчего он очень захотел спеть, но не имел возможности вдохнуть хоть сколько-то воздуха. Пока он не очухался, я закинул его на верх и потащил по металлическим переходам в самый затхлый и вонючий коридор. Разоружил и начал допрос.
— Привет Джавагапта. Имечко у тебя, конечно дурацкое. Ты Индус? Пакистан? А, неважно. Смотри какое дело. Я проходил мимо и узнал кое-что интересное. Но меня всё ещё мучает один вопрос — ты хочешь умереть в коже? Или предпочитаешь, чтобы жалкий эпидермис не стеснял сокращение бьющихся в агонии мышц?
— Ммммм! МММ! ММММММ!
Пять минут я его уговаривал, сломал костей девять, наверное. Крепкий попался задохлик. Выносливый. И лишь когда я достал нож его глаза приобрели так необходимый мне взгляд, полный отчаяния и бесконечного страха.
— Я вытащу кляп, а ты начнёшь мне отвечать, братик-асоциал, на каждый вопрос ответишь. Один за одним. Решишь соврать — всуну кляп и отрежу палец. Закончатся пальцы — перейдём к другим выпирающим частям теля. Понимаешь? Я — злой человек. Я — плохой человек. Но даже у меня, сука ты дохлая, есть чувства. И что-то, а гнев будить было вашей роковой ошибкой. Итак, я задаю вопрос, ты точно на него отвечаешь. Сделай как я тебе говорю, и я подарю тебе лёгкую смерть, в отличии от тех, кто сейчас охраняет склад. Да, ты понял зачем я здесь… Кивни, если ты всё понял.
Тот часто закивал головой и сломался, заплакал. Его охватила настоящая истерика и мне пришлось ещё раз врезать ему, ломая нос, чтобы он наконец успокоился.
— Итак, вопрос первый — что вы делаете с детьми?
Вытирая нож об брюки убитого, я чувствовал, как моё сердце готово разорваться и требует крови ублюдков. Сперва я не оценил весь масштаб проблемы. Но птичка мне попалась очень голосистая, и я сейчас был в сомнениях. А справлюсь ли я с тем, что на себя возложил?
И вопрос вовсе не в страхе или желании действовать. Этот момент не вызывает у меня сомнений. Вопрос лишь в том, чтобы действительно справиться и отправить в бездну Тартара этих выродков. Причём всех, включая обычных жителей этого славного города. Эти ублюдки живут здесь, припеваючи, прекрасно зная, что именно тут происходит. Дети
